Крах или обновление?
Рубрика В центре внимания
Реформирование любой сложной структуры − это всегда долгий, сложный и подчас неблагодарный процесс. Благие идеи, воплощение в жизнь которых должно было бы улучшить реформируемую структуру, в процессе их реализации иногда приводят к абсолютно неожиданным для самих реформаторов результатам. Человеческая история полна такими примерами. Правда, выводов из этого никто, как правило, не делает. В итоге люди в который уж раз наступают на одни и те же «грабли» − традиция, видимо, такая.
Уже второй год российская лесная отрасль только и живет, что ожиданиями практически неизбежных реформ. Любой слух, факт или связанное с этим событие тотчас становятся темой для обсуждения как среди специалистов в области лесного хозяйства, так и среди лесопромышленников. Изменения ожидаются поистине кардинальные, начиная с абсолютно нового, революционного Лесного кодекса Российской Федерации, заканчивая возможным упразднением лесхоза как единого структурного подразделения лесного хозяйства. В сущности, предлагается совершенно новый тип организации структурных подразделений лесного хозяйства, что в свою очередь не может не изменить взаимоотношений внутри лесной отрасли страны. Казавшаяся совсем недавно столь незыблемой схема взаимоотношений лесхоз − арендатор уходит в прошлое. Что будет взамен, не вполне понятно, по крайней мере предложенная нынешними реформаторами трехсоставная конструкция, в которой ведение лесного хозяйства, коммерческая деятельность, охрана лесного фонда и наказание за лесонарушения будут разделены между ныне независимыми структурами бывшего лесхоза, у большинства арендаторов особых восторгов не вызвала. Также осталось непонятым значительное, минимум в 1,5−2 раза, повышение попенной платы.
По данным Союза лесопромышленников, на сегодняшний день фактическая попенная плата в Ленинградской области составляет порядка 90 рублей: 55 рублей − официальная попенная плата, плюс затратная стоимость различных лесохозяйственных мероприятий, которые должен выполнять лесхоз, но в силу сложившихся обстоятельств приходится делать арендаторам. Повышение этой платы поставит лесоперерабатывающие и лесозаготовительные предприятия региона, а это в основном небольшие предприятия, в крайне сложную ситуацию. Для многих из них, ориентированных на экспорт своей продукции, это будет настоящей катастрофой!
Но, возможно, не все так плохо, и происходящее лишь ускоряет естественный процесс самоочищения экономики от малоэффективных предприятий. Останутся лучшие. При этом существует точка зрения, что крупные лесоперерабатывающие предприятия, в особенности так или иначе связанные с глубокой переработкой древесины или российские предприятия со значительной долей иностранного капитала, смогут пережить повышение попенной платы относительно легко, без особых для себя потерь. Однако так ли это? Вот что на эту тему сказал директор по развитию лесозаготовительных и деревообрабатывающих комплексов крупнейшей лесопромышленной корпорации России «Илим Палп» Д. Д. Чуйко.
− Проблема платы за лес и вообще платы за ресурс − это наиболее острая из существующих в российском ЛПК проблем. Сейчас вокруг этой темы идет чрезвычайно острая дискуссия. Поскольку есть две полярные точки зрения: одна состоит в том, что лесной ресурс чересчур доступен и слишком дешев. Сторонники этой точки зрения апеллируют к опыту высокоразвитых лесных стран: Финляндии, Швеции, Канады. Там платежи за лесной ресурс значительно, несопоставимо выше российских. При этом, поскольку ресурс дорог, его цена является своеобразным барьером, отсеивающим недееспособные, неплатежеспособные и чересчур мелкие фирмы. Серьезные предприятия это наоборот стимулирует к поискам новых высокоэффективных путей переработки и использования древесины.
Для России высокая цена ресурса могла бы стать дисциплинирующим фактором в деле бережного отношения к лесному богатству. Сейчас в ряде регионов страны из-за отсутствия там мощностей по переработке низкосортной древесины и высокой цены на перевозку − древесину бросают в лесу, закапывают, сжигают, делают что угодно, лишь бы ее не было. Это дешевле, чем переработка. Особенно для фирм − «однодневок», работающих максимум 1−2 года. Кроме того, сторонники более высокой попенной платы приводят такой аргумент: если мировая потребность в российской древесине сохранится и впредь, то получение более высокой платы значительно повысит наполняемость бюджетов различных уровней и позволит финансировать потребности лесного хозяйства в должной мере.
Имеется и противоположная точка зрения. У ее сторонников несколько другая система аргументов. Суть в том, что две трети ныне действующих российских лесозаготовительных предприятий − убыточны даже при существующей попенной плате. При ее повышении у нас будет уже не две трети, а гораздо больше недееспособных предприятий. К чему приведет такая ситуация, сказать трудно, но явно многие из них уйдут в зону теневой экономики, что естественно не улучшит ситуацию как по количеству лесонарушений, так по объему налоговых поступлений в бюджет со стороны лесопромышленников. Вряд ли ради таких результатов стоит начинать реформу лесного хозяйства. Конечно в перспективе, лет через 10−15, на базе иной, более высокой, чем ныне, производительности, иной рентабельности, иной организации труда более высокая плата за ресурс была бы вполне допустима. Она должна быть такой, чтобы полностью покрывать затраты на лесовосстановление, ведение лесного хозяйства, на борьбу с пожарами, на защиту от вредителей, болезней и профилактику. Но это в будущем. Сегодня, если реформирование лесной отрасли России пойдет по пути повышения попенной платы для того, чтобы лесопромышленники тем самым компенсировали все затраты по ведению лесного хозяйства на всей лесопокрытой территории страны, естественным итогом станет только крах большинства предприятий и значит − всей реформы.
Подобные вопросы не терпят скоропалительных и непродуманных решений. Как показывает мировой опыт, они требуют комплексного подхода, с учетом всех сторон данной проблемы, причем с акцентом на стимулирование. Только так, и никак иначе. Рассмотрение вопроса о повышении платы за лесной ресурс возможно лишь при повышении эффективности работы российского лесопромышленного комплекса на определенную величину. Например, допустим, что вдруг, в одно прекрасное утро, случилось небывалое − согласно статистическим данным производительность в отечественном лесопромышленном комплексе увеличилась на 4%. Тогда можно и попенную плату повысить соответственно на 3,5%. В следующий раз, когда у нас вновь немного подрастет производительность, плату за ресурс также будет возможно повысить на определенную величину. Но только не так, как это у нас обычно происходит − сразу и в приказном порядке. Поэтому осуществляемая ныне попытка путем поднятия попенной платы обеспечить покрытие затрат по ведению лесного хозяйства на всей лесопокрытой площади страны, в том числе и на той, которая еще не закреплена за арендаторами-лесопромышленниками − это воистину абсурд. Так ничего не получится. Конечно, выживут крупные структуры, способные справиться с подобными трудностями, у которых сам механизм снижения затрат более эффективен. Обычные предприятия, не производящие высокорентабельную продукцию глубокой переработки древесины, ждет единственный выход − банкротство. При этом никто не думает, на что же будут жить занятые на этих производствах люди. Те полтора миллиона человек, чья судьба и чьи доходы во многом зависят от этих небольших предприятий. На мой взгляд, допустить такое было бы очень серьезной ошибкой.
Таково мнение человека, прекрасно знающего состояние отечественного лесопромышленного комплекса, его потенциал и предельные возможности. Вряд ли кто из представителей лесного бизнеса оспорит это мнение. Ситуация с предстоящим резким повышением попенной платы действительно всех озадачила. Даже крупные лесопромышленные структуры, в которые входит большая часть отечественных ЦБК, всерьез обеспокоены этой проблемой. Поскольку основная часть поступающего сюда сырья, на некоторых предприятиях она достигает 85%, поставляется небольшими лесозаготовительными фирмами, которых в этом случае ждет банкротство. Интересно, а просчитывали сегодняшние реформаторы эту ситуацию? Или она с их точки зрения в принципе была непредсказуема?
Но что по этому поводу может сказать отраслевая наука? Может быть, с ее точки зрения имеется некий резон в ожидающих отрасль кардинальных преобразованиях. Ведь должен же быть какой-нибудь позитивный смысл во всех этих начинаниях, в том числе и в повышении попенной платы. Может быть действительно, несмотря на возникающие при этом проблемы у ЛПК, лесное хозяйство сможет получить надлежащее финансирование и существенно улучшить свою работу. Вот что на данную тему сказал в недавнем прошлом заведующий кафедрой экономики факультета экономики и управления Лесотехнической Академии, а ныне директор СПб НИИ Лесного хозяйства, профессор В. Н. Петров.
− Что ожидает лесное хозяйство с повышением попенной платы? Я думаю, в экономическом плане ничего хорошего не ожидает. Поскольку в проекте нового Лесного кодекса предусмотрено, что все платежи за пользование участками лесного фонда будут поступать в федеральный бюджет. Это означает, что лесные платежи будут растворяться в «общем котле» федерального бюджета. При этом сохраняется всем известный принцип остаточного финансирования. Это означает, что финансирование лесного хозяйства будет осуществляться в самую последнюю очередь, наряду с другими бюджетными отраслями. Денег всегда не хватало, их не хватает и сейчас, вряд ли их будет хватать в обозримом будущем. Мои утверждения основываются на том факте, что на протяжении последних десяти лет объем бюджетного финансирования лесного хозяйства в среднем по РФ не превышает 20% от необходимого. Поэтому и сейчас ожидать резкого скачка в финансировании не стоит.
Зато характер развития ситуации, которая может возникнуть в результате повышения ставок лесных податей, так называемой попенной платы, в отношении лесопользователей-арендаторов лесного фонда будет во многом зависеть от того, каким образом эти ставки будут повышаться. При плавном, постепенном и заранее прогнозируемом процессе, учитывающем уровень инфляции в стране и другие основополагающие критерии, такие, например, как уровень мировых цен на круглые лесоматериалы, небольшие лесопользователи, которых большинство в отрасли, пострадают не в столь сильной мере и даже в основном смогут сохранить свой бизнес. Если повышение будет резким, скачкообразным (что наиболее вероятно), то последствия будут уже другими. Дело в том, что при повышении ставок лесных податей в два раза, рентабельность лесных предприятий падает до 1−2% при ныне средней в 15%. Это приведет к тому, что абсолютно точно не останется ни одного арендатора в таком, например, регионе, как Костромской область, незначительный процент останется в Вологодской и Ленинградской областях. Лесной бизнес станет неэффективным, и большая часть денег перейдет в другие отрасли экономики.
Причем произойдет своеобразная переориентация в сторону уменьшения числа лесопользователей при сохранении средних показателей объемов арендуемого лесного фонда. Причиной этого станет введение нового Лесного кодекса РФ, который предусматривает только один вид проведения лесных торгов − аукцион. Ясно, что в этом случае практически вся аренда достанется крупным финансово-промышленным структурам. Средние, тем более небольшие предприятия выиграть финансовое состязание с гигантами отечественного лесопромышленного комплекса просто не в состоянии. Борьба за аренду развернется в основном между крупными и очень крупными предприятиями, входящими в различные финансово-промышленные группы. В результате этого есть вероятность, что государство, сделав акцент на крупный капитал, отечественный и зарубежный, потеряет многих ныне действующих лесопользователей. Для государства, для бюджета это экономически нецелесообразно. Поскольку с точки зрения экономических законов, законов спроса и предложения − при большом предложении и низком спросе цена товара снижается. В этом случае участок аренды лесного фонда можно рассматривать как товар. Так вот, в случае принятия нового Лесного кодекса в его нынешнем варианте, количество предоставляемых в аренду участков и участков, которые могли бы быть предоставлены в аренду, будет значительно больше, чем спрос на них. Из этого следует, что институт аукциона − это не что иное, как уничтожение большого количества лесопользователей, которые на сегодняшний день худо-бедно, но осваивают участки лесного фонда, и тем не менее их процент освоения не превышает 25%. Такая ситуация приведет нашу страну к очередному лесному переделу. Спрашивается, зачем и кому это нужно после всех недавних баталий за контроль над отечественными ЦБК?
Действительно, кому и зачем нужны эти реформы? Вернее сказать − такие реформы? Которые, судя по всему, приведут лесную отрасль российской экономики к необратимым и труднопрогнозируемым последствиям. Интересно, а сами реформаторы готовы к тому, что после такой реформы развитие отрасли пойдет по своему собственному, не зависящему от их воли, пути? Если − да, то зачем стране нужны неуправляемые реформы одной из ведущих отраслей экономики, которые могут привести отрасль либо к краху, либо к полному обновлению, переходу к новому и абсолютно непредсказуемому состоянию?
Сергей ОГНЕВ
