Путем Великого Эрьзи
В 1976 году московский скульптор по дереву Михаил Ильяев организовал свою первую персональную выставку. Она была посвящена 100-летию со дня рождения скульптора Эрьзи − его учителя.
Мало кто использует выставки своих работ для прославления других, уже признанных мастеров. Но это не смущало Ильяева, как и то, что многие из его первых скульптур были выполнены явно в манере Эрьзи. Первоначальное подражание имело цель познать, понять, научиться. Эрьзя создавал многие свои работы, пользуясь мощной бормашиной. Так он добивался плавных переходов в деталях, нежности обработанной поверхности. Научиться этому можно было, только повторяя то, что делал мастер, и постепенно привыкая к его необычной технике. Чувственность и открытость искусства Эрьзи делают его творчество незабываемым. Тот, кто видел однажды портреты, выполненные художником, не спутает их с другими.
Выставка привлекла внимание; в числе посетителей были и ученицы Эрьзи − Е. Мроз, А. Сакс, писатель А. Моро и другие, кто на жизненном пути встречался со Степаном Эрьзей.
Творчество скульптора из Мордовии не сразу было признано в России − его произведения были настолько непохожи на работы советских скульпторов того периода, что втиснуть их в общепринятые рамки не удавалось.
Михаилу Ильяеву было важно понять, в чем секрет такой самобытности, не для того, чтобы делать отличные копии работ Эрьзи, а чтобы на основе этой уникальной школы выработать свою манеру, свой способ заявить миру о добре, любви и радости, которые несет искусство деревянной скульптуры. Он всегда ощущал себя заочным учеником Эрьзи. Немногие художники могут оживить дерево, наполнить его смыслом и вдохновением так, как это делал Эрьзя. И конечно, Михаилу было очень важно познакомиться с людьми, которые знали скульптора лично, и побывать там, где жил и работал его учитель. Саранск, Геленджик, Новороссийск, Италия, Аргентина и другие места, где находились скульптуры Эрьзи. Интересно было попробовать свои силы в скульптуре из дерева кебрачо, впервые «прирученного» именно Эрьзей. Кебрачо − порода, которую в Аргентине до сих пор используют для производства шпал, заборов и полов. По твердости оно превосходит знаменитые самшит и черное дерево и обладает красивой причудливой фактурой. Его ствол и ветви покрыты разнообразными наростами и наплывами, в которых творческий человек видит фантастические образы. Древесина кебрачо позволяет освободить эти образы, лица, человеческие тела, но обычные стамески для работы с ней не подходят. А усовершенствованная Эрьзей стоматологическая бормашина дает прекрасные результаты. Ильяев освоил эту оригинальную технику работы, внес в нее и свои приемы. Он пишет в книге «Эрьзя в моей жизни»: «Работая бормашиной, получаешь большую гарантию не сделать ошибок. Фреза снимает материал тонким слоем, давая возможность вовремя остановиться. Создается впечатление, что работаешь с надежным партнером… Прежде чем приступить к первому куску кебрачо, я пробовал вырезать образы в пластике Эрьзи из сувелей березы, дуба и даже липы. И только после заметных удач осмелился прикоснуться к кебрачо…» Свою первую работу из этого дерева Ильяев назвал «Вдохновение» − именно такое состояние испытал мастер, прикоснувшись к материалу, который открыл для людей его учитель.
Эрьзя не открывал всех своих секретов работы с кебрачо, в том числе склейки произведений. В архиве Саранска Ильяев обнаружил ходатайство Степана Эрьзи о патенте, в котором художник обращался в аргентинскую организацию с просьбой запатентовать способ «химической обработки дерева из опилок цветного кебрачо». Смысл открытия в том, что, используя калий, аммоний и соляную кислоту, можно соединить куски кебрачо за счет растворения танина, содержащегося в его древесине. Это актуально, поскольку скульптуры часто бывают больших размеров. Так, голова Моисея, которую Эрьзя выполнил из дерева альгарробо в 1932 году, была высотой почти два метра.
О своей поездке в Мордовию Ильяев писал: «…В 1974 году я поехал с супругой в Саранск, где хранилась большая часть скульптур Эрьзи в нашей стране. Меня доброжелательно встретили сотрудники музея, который в то время располагался на первом этаже жилого дома, находящегося на центральной площади. Часть произведений экспонировалась в старой картинной галерее художника Сычкова. Помещения небольшие и неприспособленные, но я был заворожен святым искусством Эрьзи. Я, как обалдевший, ходил четыре дня, забыв о времени и о себе. Казалось, это создавала не человеческая рука, а боги небесные. С утра до вечера, находясь в залах средь божественных творений (благо зрителей почти не было), я пытался понять, как мог человек создать такую красоту, душу вложив в каждый огромный кряж, ствол и мрамор, превратив их в образ или в пластическую форму тела человеческого? А двухметровая голова пророка Моисея из огромных наростов мощно над залом парила, как вершина горы седовласой или лава, застывшая в образе мудрого старца. Я смотрел, восхищался, пытался понять, что двигало руку автора в момент вдохновения…»
Сходство ученика и учителя выражается и в том, что оба не прибегали к созданию эскизов своих работ, начиная сразу резать материал, отсекая все лишнее интуитивно, но точно передавая основные черты и детали человеческих лиц и тел. Так творил и Микеланджело. Это сходство увидела в скульптурах Ильяева и ученица Эрьзи Юлия Кун. Отметив его многообещающие способности и усвоенный Михаилом стиль великого скульптора, она посоветовала ему искать свой путь.
Посетив Геленджик и Новороссийск, Михаил мечтал побывать в далекой Аргентине, где Эрьзя провел немалую часть жизни. В советские времена такая поездка была совершенно нереальна, однако желание осуществить её не покидало скульптора. Ещё в 1977 году ему удалось списаться с Луисом Орсетти, секретарем Эрьзи аргентинского периода, который оказал большую помощь Саранскому музею, прислав множество материалов об Эрьзе, и одобрительно отзывался о работах Ильяева, усмотрев в них мастерство и стиль. Он писал Михаилу: «…Ваши работы выражают силу и тонкость в манере Эрьзи. Владеть материалом да углублять понятие об искусстве как средстве самоутверждения и выражения душевных богатств человека. Это трудно, но зато − какое мастерство. Работать да работать надо!» Как известно, если мечта не идет к человеку, то человек идет к мечте. Обстоятельства сложились так, что в 1998 году состоялась встреча Михаила с Владимиром Дмитриевичем Беликовым, русским эмигрантом, постоянно живущим в Буэнос-Айресе. С его помощью 20 февраля 1999 года Ильяев добрался до города своей мечты. Творчество Эрьзи имело там большой успех, ведь художник воспел все, что составляло истинные ценности и гордость Аргентины, и нашло настоящих ценителей и поклонников. Самым продолжительным и плодотворным периодом всей его жизни оказался аргентинский. В Буэнос-Айресе Эрьзю считали «своим скульптором», называли «чародеем и волшебником». Американские коллекционеры за работы предлагали мастеру более миллиона долларов, но получили отказ − Эрьзя берег свои произведения для Родины.
Не зря Эрьзю в Аргентине именовали гением кебрачевых лесов. В лесах Чако он находил необходимые для творчества кряжи и наросты. Поиск материала занимал много времени, да и дотащить до мастерской тяжелое спиленное дерево было непросто. Но, конечно, результат стоил затраченного труда. Красота и одухотворенность лиц, пластика и грация тел − настоящая магия творчества. Ильяеву удалось познакомиться с людьми, знавшими Степана Эрьзю, скульпторами, учениками мастера. Все они отмечали его «своеобразное мастерство и способность постоянно трудиться, работать без эскизов в глине». Неповторимые, завораживающие образы, по их словам, долго остаются в памяти… Первая скульптура Эрьзи, которую Михаилу удалось увидеть в Южной Америке, называлась «Авиатор». За ней последовали «Дума» и «Фантазия» − все из кебрачо. Были и скульптуры из мрамора, гипса; многие работы находились в музеях и частных коллекциях (Эрьзя нередко дарил свои произведения друзьям), некоторые украшали парки города. Из этой поездки Ильяев привез в Москву массу впечатлений, телефоны и адреса новых друзей, собранные по крупицам документы, книги, письма, которые значительно обогатили архив, уже существовавший к тому времени. Особенно поразило скульптора то, что Эрьзя занимает в культуре Аргентины почетное место, память о нем жива. Он был счастлив прикоснуться к священным для учителя местам, многое увидеть и лучше понять его. Впоследствии Ильяеву удалось побывать в этой стране ещё два раза, и каждый раз обнаруживались неизвестные до тех пор свидетельства таланта и гения Эрьзи, его произведения, многие из которых были возвращены в Россию.
Удивительно и непостижимо складывается судьба художника, но порой и не менее загадочно она предопределяет уже после его смерти путь тех, кто верно и преданно хранит его наследие. Имена пламенного ваятеля Степана Эрьзи и скульптора Михаила Ильяева − это имена мастера и ученика, вдохновителя и последователя.
Степан Дмитриевич Нефедов (1876–1959) родился в Мордовии, работал в артелях иконописцев, окончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества, около 20 лет прожил в Москве. Псевдоним «Эрьзя» С. Д. Нефедов взял в честь своего народа.
Регина БУДАРИНА
