Персона

Ирина Мельничук: «Время кризисов = время возможностей»

Санкт-Петербургский государственный лесотехнический университет в мае 2023 года отмечает 220 лет со дня основания.

О его славной истории, современном положении и далеко идущих планах рассказала ректор СПбГЛТУ Ирина Мельничук.

– Санкт-Петербургский лесотехнический университет готовится отпраздновать 220-летие. С какими результатами подходит к этой дате старейший лесной вуз страны?

Ирина Мельничук

– Действительно, в этом году у вуза юбилей – 220 лет со дня основания: в 1803 императором Александром I был подписан указ об основании Лесного училища, преемником которого и является университет. Училище изначально располагалось в Царском Селе, а сегодня мы занимаем корпуса посреди замечательного парка (это объект культурного наследия) недалеко от центра Петербурга.

Подводя итоги достигнутого, я совершенно убеждена, что наш университет – одно из немногих лесных учебных заведений мирового уровня. Он известен не только в Европе, но и далеко за ее пределами. Мы всегда гордились своими широкими международными связями и серьезной репутацией.

Если говорить о недавних итогах и конкретных результатах за последнее время, то в прошлом году у нас прошла кампания по выборам ректора, пришла новая управленческая команда, которая очень плотно занимается тем, чтобы вуз вошел в перспективные программы Минобрнауки, в частности, мы готовимся к подаче заявки в «Приоритет-2030» и для этого за минувший год обеспечили выполнение одного недостающего показателя. Всего показателей три. Во-первых, общий объем финансирования. С этим у нас все в порядке. Во-вторых, 5% от него должны быть отведены на НИОКР, науку. И мы за прошлый год больше чем в два раза, до 8%, увеличили объем финансирования научных исследований и опытно-конструкторских разработок, это очень хороший показатель и серьезный рывок для нас. Наконец, третий критерий для вхождения в программу – это наличие 4000 студентов дневной формы обучения. По сути, у нас они есть, но министерство не хочет учитывать в этих цифрах состоящий в структуре университета колледж, выпускающий специалистов со средним профессиональным образованием, а также Сыктывкарский лесной институт – наш филиал в Коми. Так что нам нужно донабрать около 1000 студентов на головную площадку вуза за ближайшие два года. Мы старательно работаем в этом направлении, и, уверена, решим вопрос. Это важно не только для того, чтобы мы могли принять участие в одной из самых крупных за последнее время образовательных программ, которую осуществляет Минобрнауки.

Есть еще программа «Высшие инженерные школы», в ней было бы интересно принять участие, но, по условиям, у вуза должен быть бизнес-партнер, который возьмет на себя от 30 до 50% затрат, а предприятия ЛПК сейчас, к сожалению, не готовы вкладывать миллионы в образовательные инициативы.

В настоящее время не только мы, а все вузы страны готовят программу развития на 10 лет, согласно специальным методическим указаниям. Впервые министерство заглядывает вперед на столь длительный срок – раньше перспективные планы строились не больше чем на пять лет. А теперь мы должны представить Минобрнауки свое видение того, как в течение десятилетия университет будет меняться по разным направлениям – образовательной, научной и исследовательской, международной деятельности, по развитию инфраструктуры, социальной и молодежной политике и т. д. И как раз работа, нацеленная на участие в «Приоритете-2030», помогла нам проще пройти этот путь.

– А в этой 10-летней стратегии учитываются учебные программы? Не раз и не два приходилось слышать, что одной из основных проблем лесотехнического образования является его отставание от прогресса технологий. То есть, пока формируется, согласовывается и внедряется очередная, даже самая простая учебная программа (на что нужно пару лет), технологии успевают уйти вперед, и угнаться за ними никак нельзя. А если их на 10 лет придется разрабатывать, как быть?

– Учебные программы обязательно учитываются в программе перспективного развития. Но фиксируется не содержимое учебных курсов, а общая политика: что именно мы собираемся делать, в какую сторону идти и вести студентов, какие направления образовательной деятельности нас интересуют в большей степени. То есть определяются приоритеты в работе вуза.

Несмотря на то что бюджетные образовательные учреждения довольно жестко подчинены учредителю (например в части финансовой политики), в части образовательной стратегии мы сохраняем известную долю автономности. И это закреплено в уставе организации – стратегические программы развития определяет не ректор единолично, а коллегиальный орган – ученый совет. Собственно, министерству эта 10-летняя программа развития и нужна, чтобы понять, куда намерен двигаться коллектив того или иного учебного заведения.

Что касается учебных программ, вы совершенно правы: действительно существует такая проблема – всего высшего образования, не только лесного. Ведь мы работаем по федеральным образовательным стандартам, которые вроде бы и «тормозят» нас, а с другой стороны, за последние 7–10 лет они уже много раз менялись, сейчас это уже стандарты четвертого поколения. То есть это не статичная какая-то вещь, идет постоянная трансформация – и вы не представляете, какой это колоссальный объем бумаг влечет за собой!

А еще это постоянный контроль их внедрения, оценка качества образования. Да, раньше аккредитация у нас проводилась один раз в пять лет, а сейчас стала бессрочной, как и лицензирование. Но это не отменяет постоянного мониторинга Минобрнауки – по части как количественных, так и качественных показателей.

Мир и общество развиваются невероятно быстро, в том числе благодаря информационным технологиям. Мы, по сути, работаем для того, чтобы удовлетворить потребность предприятий в квалифицированных специалистах, подстраиваясь под их запросы.

Но вот, смотрите, как это работает: для того чтобы появилась новая профессия выпускников, у нас сначала должен появиться новый профессиональный стандарт на эту профессию. Им несколько лет занимается Минтруда, затем на базе профстандарта формируются профессиональные компетенции и разрабатывается федеральный образовательный стандарт, вторичный по отношению к профстандарту. Это тоже займет минимум год. И если учесть, что мы ребят учим от четырех до шести лет, то в итоге только через 8–10 лет получим нужного специалиста! А посмотрите вокруг, как за восемь лет могут измениться техника и технологии?!

– То есть проблема не изжита и не может быть разрешена в принципе? Даже без учета времени обучения, а чтобы абитуриент пришел получить самую современную, самую востребованную специальность. Ведь к моменту появления в вузовской учебной сетке она уже априори не будет новой?

– Ну, я бы не сказала, что все настолько обречено на провал. Наверное, выход для университетов состоит в возможности создавать определенные профили внутри того или иного учебного направления, и мы сейчас пытаемся выходить из ситуации именно таким образом. Такое право у нас есть. Мы можем делать упор на дисциплины по выбору, которые позволяют направить студента по несколько иной образовательной траектории, отличной от базовой. Конечно, эти изменения не будут кардинальными, и лесное дело останется лесным делом. Но внутри этого общего направления человек может специализироваться на лесных пожарах, вредителях леса или, например, на охотоведении, уделяя выбранному профилю наибольшее внимание и именно по нему получая оптимальный объем знаний и навыков.

Хорошим подспорьем станет и внедрение модуля IT-технологий – к нему вузы обязало министерство. И я с этим абсолютно согласна: для чего еще использовать самые современные достижения человеческой мысли, если не для совершенствования образования?! Даже в такой традиционной области, как наша лесная. Недаром же нашему университету исполняется 200 лет – ведь начало развитию промышленности в стране положило использование лесов. Для строительства домов, для создания кораблей (и это даже в первую очередь) и так далее.

Такой подход позволяет нам маневрировать в рамках достаточно жесткой существующей системы.

Есть ведь и другая сторона медали. Наряду со стремлением к обновлению мы продолжаем ратовать за то, чтобы учебные планы были у всех одинаковые, а система оставалась если не жесткой, то структурированной и унифицированной. Обеспечивающей равные права и условия образования всем студентам, неважно, где они обучаются – в Москве или в регионах. Дипломы же выпускники получают одинаковые. Да, безусловно, есть своя местная специфика. И если вернуться к нашему вузу, то в силу его локации в Петербурге мы традиционно выпускали больше специалистов для Северо-Запада. Хотя учатся у нас ребята со всей страны, а также много иностранцев, в первую очередь из лесных стран, в том числе тропических, – для них мы специально читаем тропическое лесоводство, тропическое почвоведение и другие нестандартные дисциплины. Но наши выпускники должны знать все и про Дальний Восток, и про Сибирь, и про северо-западную часть таежной зоны.

Понятно, что региональный вуз готовит специалистов, которые предположительно остаются работать на территории субъекта, отсюда появляется определенная региональная специфика, и отрицать этого нельзя. Тем не менее повторю: мы убеждены, что, получая наш диплом, выпускник может с равным успехом работать в любой части страны, от Калининграда до Петропавловска-Камчатского.

– Но все же, как быть с тем самым обеспечением потребности предприятий, о котором вы упоминали? Допустим, появилась некая прорывная технология, которую заводы хотят использовать, уже есть готовые станки, их можно привезти в страну, но работать на них некому и руководить этим процессом, а значит и грамотно контролировать операторов, тоже некому. А подготовка соответствующих учебных программ для будущих специалистов растягивается на годы…

– К сожалению, этот разрыв между образованием и развитием технологий есть. И уходить от него можно, только сокращая сроки подготовки и разработки документов. Но главная проблема для ЛПК в текущей ситуации, на мой взгляд, не в этом, а в том, что, начиная с простейшей гайки, все оборудование иностранного производства. Санкции достаточно серьезно ударили по лесному комплексу, и особенно на Северо-Западе, как в плане экспорта продукции с высокой добавленной стоимостью, так и в плане возможности получения из-за границы современного оборудования, комплектующих и запчастей к нему. Ведь фактически все виды продукции ЛПК из СЗФО направлялись за рубеж, благо плечо доставки совсем небольшое. Все целлюлозные заводы в Финляндии недаром построены вблизи границ с Россией. И какие бы ни были субсидии от государства для компенсации затрат на логистику и транспортировку, переориентировать выпускавшиеся объемы на Китай и подобные страны едва ли получится. Поэтому, конечно, у нас сейчас сложное время. Но оно же и время возможностей, я так это вижу.

Как было с сельским хозяйством? До 2014 года у нас в стране его будто бы и не было. А после 2014- го появилось! И, оказывается, все хорошо: пшеницы выращиваем Бог знает сколько, подсолнечным маслом только мы да Украина весь мир и снабжаем. А до этого нам рассказывали: «Ну что вы, ребята, производится всего 1,5–2% мировых объемов, это просто ничто, и звать вас никак». Надеюсь, что и ЛПК будет развиваться. Сложное время раскроет весь его потенциал и возможности. Ведь вплоть до 24 февраля прошлого года нам приходилось стучать во все двери, предлагая свои разработки и новые идеи. В том числе и к бизнесу обращались – и в области лесного машиностроения, и к деревообработчикам. Ответ всегда примерно один и тот же: зачем нам все эти хлопоты? Поедем в Швецию или Финляндию, там купим все готовое. И вот внезапно оказывается, что купить за границей невозможно… А разработок у нас действительно очень много, причем не только для ЛПК, но и для сельского хозяйства, фармацевтики и других сфер экономики. Так, например, давно существует научная школа под руководством профессора Рощина, который много лет специализировался на переработке древесной зелени, в частности хвои. По его проектам и патентам давно работают заводы в Австралии, а в родной стране внимания им уделялось явно недостаточно. Но в настоящий момент возникла весьма серьезная проблема с витаминами для животноводства, которые закупали за рубежом. И хвойная лапка, в сущности бросовые отходы лесозаготовки, которые остаются на делянке, может оказаться востребованной. Поступают обращения. Да, вынужденно, но все-таки понемногу бизнес просыпается.

Настал момент, когда, объединив усилия, мы должны попытаться найти такие решения, которые смогут поддерживать промышленность на плаву (и это касается не только нашей отрасли), причем зачастую для этого даже не нужно ничего изобретать, достаточно просто обратиться к перспективным разработкам, которые годами пылились на полках. С учетом приоритета времени они очень даже могут пригодиться.

Нет, я не склонна упрощать проблему. Понятно, что задачу возрождения отечественного машиностроения силами одного вуза не решить, но мы готовы максимально этому способствовать. Конечно, нужна специальная государственная программа. В СССР этим направлением занимался не один проектный институт и не одно конструкторское бюро. Но с тех пор немало воды утекло, и сегодня вся технологическая цепочка, от заготовки древесины до производства целлюлозы и бумаги, все оборудование – привозные, ничего отечественного нет. И быстро создать свои станки передового уровня едва ли реально. А откатываться на 50 лет назад в этой сфере недопустимо. Значит, будем действовать исходя из существующих реалий: изыскивать лучшие доступные технологии, а где-то и прототипированием придется заняться, подобно китайцам, что ж поделаешь.

И хоть тут все весьма непросто, мы готовы участвовать как разработкой отдельных машин и механизмов, так и проектированием целых заводов – хоть мебельных, хоть целлюлозно-бумажных.

В рамках нашего университета действует инновационный центр, занимающийся вопросами переработки низкосортной древесины на малотоннажных производствах, и эту тему мы тоже считаем сейчас перспективной как для решения проблем с отходами лесоперерабатывающих предприятий, так и для использования древесного сырья вообще. Это косвенно подтвердило и профильное заседание в Совете Федерации, на котором крупные ЦБК стали активно выражать озабоченность, вероятно, опасаясь конкуренции. Но на самом деле тут никакого конфликта интересов нет, эти предприятия работают в совершенно разных плоскостях. Малотоннажные производства станут оптимальным решением там, где очень длинное плечо вывозки древесины и нужно приблизить предприятие к сырью, а не наоборот. Видим большой интерес бизнеса к этой теме, в частности, его проявляет руководство ООО «Группа компаний "УЛК"». Мы также нашли точки соприкосновения и по разработкам в лесном машиностроении. Зная серьезный подход компании к любым начинаниям, думаю, сотрудничество с ней получится.

Впрочем, мы понимаем, что не все нацелены на перспективу, – естественно, у владельцев действующих предприятий, оснащенных импортным оборудованием, голова болит прежде всего о том, что делать прямо сейчас. Но постепенно все больше предпринимателей приходят к осознанию того, что путь назад, к ситуации годичной давности, окончательно закрыт, переждать тоже не получится, и нужно искать решения внутри страны, а это неизбежно приведет к росту вовлеченности отраслевых вузов и НИИ. Разумеется, мы, как старейший лесной университет, не останемся в стороне от этого процесса.

В одном из выступлений министра науки и высшего образования Валерия Фалькова прозвучала идея создания ассоциации лесных вузов страны. Мы готовы основать ее на своей площадке и уже обсудили это с министерством: такое объединение должно включать наряду с вузами научно-исследовательские организации и реальный бизнес, только так можно быстро и эффективно решать накопившиеся проблемы. А делать это придется, ведь деваться, увы, некуда. Придется приспосабливаться к ситуации и работать!

Вот так нам предстоит жить в ближайшие годы. Все мосты позади сожжены, так или иначе.

– Рассказывая о развитии науки в университете, вы упомянули, что удалось добиться двукратного роста. За счет чего это стало возможно?

– Во-первых, научную работу существенно подтолкнуло широкомасштабное сотрудничество с «Роснефтью» (договор подписан на Петербургском экономическом форуме в июне 2022 года). Несмотря на очень серьезные изменения мировой ситуации в целом, все, что связано с «зеленой» повесткой, остается актуальным. Да, работы по этому направлению немного «откатились» не только у нас, но и в странах Европы, однако крупные производители, деятельность которых связана с выбросами CO2, продолжают его развивать. Вот и «Роснефть» стремится стать «зеленой» компанией и реализует очень крупный проект в Красноярском крае. К нам они обратились в ноябре 2021 года, мы подписали соглашение и сотрудничаем по многим направлениям, начиная, разумеется, со специализированного обучения. Сейчас готовим в магистратуре образовательный профиль, связанный с лесоклиматическим проектированием. Обеспечиваем повышение квалификации сотрудников компании – а в ней по всему миру работает, на минуточку, 370 тысяч человек! Ведем совместные научные исследования – в прошлом году проводили научные работы по методике учета парниковых газов.

В сентябре 2022 года глава правительства Михаил Мишустин подписал постановление о создании коллектива Единой национальной системы мониторинга, это как раз связано с учетом всех факторов влияния на климат, и работа будет продолжаться до 2030 года. Финансирование только за прошлый год составило 1,5 млрд руб., в систему вошло больше ста организаций, и все они разделены на несколько тематических консорциумов. Наш вуз вошел в консорциум, занимающийся лесами и состоящий из 21 организации. Это очень серьезная работа, суть которой заключается в том, что мы должны сначала у себя все единообразно оценивать и учитывать, а затем вывести методику на международный уровень для гармонизации и признания/подтверждения и выйти на рынок углеродных единиц.

Таким образом, и участие в этой федеральной программе, и сотрудничество с «Роснефтью» направлены на мониторинг углерода. Для нас эта тема совсем не новая, еще в 70-х годах прошлого века мы располагали климатической вышкой, уже тогда начались исследования выбросов углерода: что происходит в лесных экосистемах с углеродом, каким образом он усваивается, каким образом высвобождается, как работают в этой схеме древостой, лесной опад и почвы…

Собственно, мы и вошли в национальную программу за счет имеющихся знаний и навыков, у нас значительный научный задел в этой сфере. Благодаря полученному финансированию мы совсем недавно, вскоре после Нового года, открыли на базе кафедры общей экологии, анатомии и физиологии растений лабораторию, оснащенную самым передовым оборудованием для исследования парниковых газов, которое удалось закупить и доставить из-за рубежа в сложнейших условиях минувшей осенью. Сформирован очень хороший и довольно молодой по возрасту сотрудников (для ученых) коллектив.

Возвращаясь к сотрудничеству с «Роснефтью». Мы возглавили консорциум, в который входят еще пять организаций – три красноярских вуза и два НИИ: ВНИИЛМ и Институт леса им. В. Н. Сукачева СО РАН. Он будет заниматься проработкой этого крупнейшего лесоклиматического проекта, а также вопросами лесовосстановления, лесопосадок в Красноярском крае. Масштабы начинания таковы, что площадей этого региона может даже и не хватить, придется увеличивать за счет соседнего субъекта. Разработанные для заказчика методики можно будет в дальнейшем использовать для подобных начинаний, как и мониторинг реализации проекта.

Мало того, мы планируем совместно с «Роснефтью» создать большой центр компетенций на базе университета. Впрочем, отчасти он у нас уже есть и работает лаборатория кафедры общей экологии, анатомии и физиологии растений СПбГЛТУ, кафедрой лесной таксации, лесоустройства и геоинформационных систем профессора, доктора географических наук Александра Сергеевича Алексеева.

Коль скоро речь зашла о науке, нужно упомянуть и о нашем центре биоинформатики и геномных исследований. Он довольно успешно работает уже несколько лет, сейчас к нему повышенный интерес. Надеемся, что эта тема получит развитие и мы сможем поддержать его с помощью лаборатории микроклонального размножения, которая способна тиражировать разработки геномного центра, создавая миллионы растений, которые можно будет использовать на лесных плантациях.

– И все же СПбГЛТУ прежде всего образовательная организация. Давайте поговорим об этой сфере деятельности университета.

– Обсуждение существующих проблем как раз и подводит к тому, каких же специалистов нужно готовить, чтобы их решать.

Я приветствую переход, точнее, возврат, к специалитету – все же при действующей Болонской системе нам маловато времени на подготовку полноценных специалистов. Даже в лесном хозяйстве, не говоря уже о промышленности.

Взять, например, возрождение отечественного лесного машиностроения. Выпускаемые университетом бакалавры, сколь напряженно с ними ни занимайся, все же, если использовать аналогию с компьютерами, продвинутые пользователи, а не изобретатели и не разработчики современного технологичного оборудования. Вот для чего нужен недостающий сейчас год – чтобы вырастить инженеров, способных конструировать, создавать. У них мысль по-другому работает – творчески, нестандартно. И навыки нужны посерьезней. Четырех лет обучения для этого, несомненно, мало.

С другой стороны, я все же не сторонник радикальных и срочных перемен – ведь тогда нас тут же затянет в водоворот бумаг и некогда будет заниматься обучением студентов. А можем ли мы себе такое позволить сегодня – большой вопрос.

Должен быть какой-то переходный период. Ждем от учредителя дорожную карту, посмотрим, в каком направлении нам предложат двигаться. В этом году даже отменили конкурс по контрольным цифрам приема. Думаю, потому, что в министерстве сейчас решают, что будет выводиться на конкурс, где, по каким направлениям будет вводиться специалитет.

– Как планируете увеличивать количество студентов? Как мотивировать современных ребят учиться в лесном вузе? Ведь, что греха таить, ЛПК мало привлекает молодых людей по целому ряду причин…

– Но при этом у нас в последние годы весьма неплохие результаты по сравнению с другими вузами, даже такими именитыми, как Политех или Горный институт.

Во многом, конечно, показатели приема в вуз зависят от работы приемной комиссии. Но не только. Сейчас, наверное, при всех вузах созданы центры профориентации или центры карьеры – названия бывают разные, но суть одна. За этим очень внимательно следит министерство. Ведь есть и другая сторона: с вузов спрашивают не только за прием абитуриентов, но и за трудоустройство выпускников. Это один из основных мониторинговых показателей.

С этим у нас тоже все неплохо. По прошлому году уровень трудоустройства 93%. Это объективные данные, предоставляются Пенсионным фондом РФ. Буквально на днях я получила письмо от городского центра занятости с уведомлением, что по нашим профильным направлениям за весь 2022 год на учете был только один (!) человек.

– Но ведь еще важно, чтобы трудоустройство было по профессии.

– Безусловно. Нужно помнить, что особенность нашей отрасли еще и в том, что людям приходится работать в удаленных районах. А вот чтоб они захотели туда поехать…

Я, кстати, считаю, что нет ничего дурного в системе распределения выпускников. По той простой причине, что человек, который учится за государственные деньги, все же обязан долг государству отдать. Но при этом надо поддерживать ребят реальными мерами – по аналогии с уже существующими программами «Сельский доктор», «Сельский учитель» и другими. Подъемные, жилье, повышенная пенсия и так далее. Почему в сельском хозяйстве это есть, а в лесном нет? Да и другие критически важные для тех или иных регионов профессии надо дифференцированно поддерживать. И решать это нужно на уровне как регионов, так и всей федерации.

– Какие специальности сейчас наиболее популярны у абитуриентов?

– Наряду с традиционными для университета направлениями – лесное дело, технологии лесозаготовительных и деревоперерабатывающих производств – сейчас большой интерес вызывают IT-технологии, что вполне понятно. А также ландшафтная архитектура, колыбелью которой в нашей стране стал именно СПбГЛТУ. Ориентируясь на жизненные реалии, мы открываем профиль «робототехника», думаем углубиться в тему БПЛА, все активнее применяемых в лесном хозяйстве, то есть пытаемся заинтересовать сегодняшних абитуриентов, современных молодых людей.

Конечно, нужно «подтягивать» инженерные направления, которые в последнее время несколько утратили популярность, но тут важно, чтобы у поступающих в вуз был соответствующий уровень знаний по математике и физике, а это очень сильно утрачено в системе среднего образования после введения ЕГЭ. Если вчерашние школьники хуже всего сдают экзамен по физике – базовой для будущих инженеров дисциплине, о каких конструкторах можно говорить? О каких прорывных технологиях?!

– Во все времена в академии обучалось много иностранных студентов. В связи с существенными изменениями международной обстановки какая ситуация сегодня?

– Сейчас в СПбГЛТУ обучаются 537 иностранных студентов из 37 стран Европы, Америки, Азии и Африки. Если сравнивать с 2021/2022 учебным годом, в 2022/2023 учебном году количество иностранных студентов не сократилось, а напротив, увеличилось на 50 человек (или на 9,7%), что свидетельствует о повышении интереса к обучению в РФ в целом и в СПбГЛТУ в частности. Надо отметить, 14 иностранных студентов обучаются в университете по квоте правительства РФ. В аспирантуре в настоящее время обучается 17 иностранцев из восьми стран.

Большой интерес у иностранцев вызывает изучение русского языка для дальнейшего обучения в России. В 2022/2023 учебном году число учащихся на подготовительном отделении для иностранных граждан выросло вдвое и составило 90 человек. Соответственно, увеличились и доходы – с 4,9 млн до 9,4 млн рублей.

Собственно говоря, у нас всегда учились и сейчас учатся ребята из стран, где есть леса и есть культура их использования в хозяйственной деятельности. Отпали недружественные страны? Что ж, не смотрим на Запад – смотрим на Восток…

Активно развивается международное сотрудничество с университетами стран Азии, Латинской Америки и начинается сотрудничество со странами Африки. В частности, недавно заключены договоры с двумя университетами Таджикистана, университетом Ирана и университетом Казахстана. Ведутся переговоры о сотрудничестве с Лесной школой Камеруна, обсуждается возможность приезда к нам студентов с Кубы.

– А как обстоят дела с международными научно-образовательными проектами, которые по большей части были связаны с севером Европы?

– Да, тут мы очень сильно пострадали. Все, что было связано, например, с приграничным сотрудничеством России и Финляндии, свернуто.

Было очень много разных инициатив с Германией, Австрией, Швецией и другими странами, развивающими лесное хозяйство. Часть их свернуты совсем, другие временно приостановлены. Так, в Европейском институте леса, учредителем которого мы были, надеются, что однажды ситуация разрешится подходящим для всех образом и мы сможем возродить взаимоотношения. Но пока об этом говорить рано.

– По вашему мнению, нужно ли подкреплять теорию практикой и какой должна быть доля практики в процессе обучения студентов? Какие программы по выработке у них практических навыков работы с современной техникой на предприятиях отрасли действуют и планируются?

– У нас оборудованы и работают учебные классы, представляющие различные аспекты лесного комплекса – от лесозаготовки до изготовления мебели. Компании-партнеры оставили все станки и машины, но есть ли теперь смысл обучать студентов работе с ними, если в будущем им придется использовать что-то другое? Возможно, «железо» принципиально не отличается у разных производителей, но то, что необходимо серьезно перерабатывать программное обеспечение, понятно уже сейчас.

Что касается практики студентов на предприятиях отрасли, тут ничего не изменилось: была, есть и будет. У нас вообще практико-ориентированное образование. Чтобы стать настоящими специалистами, ребята должны сталкиваться с реальной деятельностью в ЛПК. Мы ведь не доверим свое здоровье врачу, который выучился в аудитории и сидя за компьютером, но никогда не работал в клинике? У нас очень тесные контакты со многими предприятиями разного профиля, на которые студенты могут приехать на практику. Это уже отлаженная система, заключено много договоров. Но мы, конечно, стремимся к тому, чтобы ребята могли работать на предприятиях еще дольше и интенсивнее, чем это предполагает учебная практика.

По лесному хозяйству студенты проходят практику в лесничествах региона и ведомственных НИИ, по ландшафтной архитектуре – в садово-парковых предприятиях города, по мебельному производству – например, на Первой мебельной, по ЦБП – на Светогорском комбинате, и так далее.

Кроме того, в вузе преподают действующие специалисты промышленных компаний. И по федеральным образовательным стандартам нам предписано привлекать к этой деятельности 5–10% производственников, мы это требование соблюдаем.

– Вернемся к юбилею. Как собираетесь его отмечать?

– Разработана обширная программа, причем юбилейные мероприятия распланированы фактически на целый год – мы начали подготовку к празднованию еще в прошлом году, открыв Центр казахской культуры и инноваций имени Алихана. С 3 по 7 апреля в университете прошла межвузовская инновационная неделя InnoEvent, также приуроченная к юбилею. Семь дней студенты формировали решения по различным реальным проблемам лесного сектора. Команды-победители были отмечены ценными призами от компаний, предлагавшим им задания на проработку. По итогам мероприятия представители лесного бизнеса РФ планируют внедрять инновации наших студентов, а также выдали приглашения на стажировку с целью дальнейшего трудоустройства.

Ну а собственно празднование будет 24–26 мая 2023 года. В это время пройдет ставшая традицией СПбГЛТУ конференция «Леса России», будет организован выезд в учебно-опытный Лисинский лесхоз. А еще торжественное заседание ученого совета университета с поздравлениями, студенческие конкурсы. Планов много, и они очень интересные.

– Если позволите, в заключение немного о личном. Каково это – быть ректором огромного университета? Что это значит для вас – просто работа или полное погружение, целая насыщенная жизнь? И остается ли время и энергия на что-то еще?

– Прямо скажу: никогда не планировала оказаться на этом месте, так сложились обстоятельства. Если вы зайдете в нашу галерею ректоров и посмотрите на портреты, то увидите, что за 220 лет существования вуз ни разу не возглавляла женщина.

И да, это особый образ жизни. Но семья моя привыкла за долгую совместную жизнь, что жена/мама/бабушка постоянно чем-то занята. Близкие реагируют на это нормально, стараются поддерживать и помогать, где возможно.

– Какие задачи вы считаете основными для ректора?

– Самое главное, чтобы вуз вернул себе те позиции, которые занимал в советское время. К сожалению, начиная с 1990-х годов, с развалом Союза, они отчасти оказались утрачены – и это проблема не только нашего вуза, а всего высшего образования в стране. Думаю, подъем возможен только вместе с подъемом сектора экономики, в котором работает вуз. Так случилось, например, с Горным институтом: промышленность на подъеме, и его дела идут прекрасно.

Надеюсь, нынешнее сложное время даст и нам возможность покрепче встать на ноги и занять именно то положение, которого достойна знаменитая Ленинградская лесотехническая академия, или Императорский лесной институт, если заглядывать в историю дальше. Независимо от правителей и правительств, наш вуз всегда очень много значил для страны. Среди выпускников великие ученые, крупные государственные деятели, и, я надеюсь, университет будет существовать еще не один век. 


Ирина Альбертовна Мельничук

Исполнявшая обязанности ректора СПбГЛТУ с 2020 по 2022 год, в 2022 году большинством голосов избрана ректором до 2027 года.

В 1983 году окончила Ленинградскую ордена Ленина лесотехническую академию имени С. М. Кирова по специальности «инженер лесного хозяйства» (специализация «Озеленение городов и населенных мест»).

Научно-педагогической стаж 35 лет. Ученая степень: кандидат сельскохозяйственных наук. Ученое звание: доцент. Преподаваемые дисциплины: «Ландшафтная архитектура» (Современные проблемы науки и производства в области ландшафтной архитектуры. Управление проектами и программами).

Автор более 170 научных работ, в том числе семи монографий.

Почетное звание: «Почетный работник сферы образования Российской Федерации».


Текст Максим Пирус
Фото Пресс-служба СПБГЛТУ