Лесной вор

Портрет на фоне

УК РФ Статья 260. Незаконная рубка лесных насаждений. «Незаконная рубка, а равно повреждение до степени прекращения роста лесных насаждений… наказываются штрафом в размере от одного миллиона до трех миллионов рублей… либо лишением свободы на срок до семи лет со штрафом…».

Леса российские испокон веков источник чудесных событий и предметов самовольного происхождения. Избушка на курьих ножках без разрешения неизвестно кем срублена в явочном порядке. Нынче из года в год, словно по волшебству, продаем древесины больше, чем рубим. Не иначе самовольные порубщики – «черные лесорубы» распоясались. Миллионами кубометров деревья на древесину рубят, разрешения не спрашивают, в учетах сумятицу образуют. Самовольщиков разыскивают, под стражу берут, штрафуют, порицают, врут про них с три короба, но они все не заканчиваются.

Скрытость лесного воровства, а равно и малограмотность лесных воров – это миф досужий. На самом деле «черные лесорубы» особо не таятся и многое умеют, как бы кому ни хотелось обратного. По ночам лес не рубят. Абы кто, любой прохожий с улицы, лес украсть не может. Лесному вору необходимо хорошо владеть несколькими профессиями. Поодиночке много древесины и, главное, быстро не украсть. В ущерб конспирации лесные воры вынуждены действовать группами. В большинстве случаев творят сие безобразие местные, к лесам, топорам, тракторам и пилам с малолетства привыкшие. Альманахов они не издают, но совершенно невозможно представить, чтобы сарафанное радио не знало, кто и чем в деревне промышляет. А посему невелик труд обнаружить пресловутых черных лесорубов. Совсем другое дело уличить или с поличным поймать. В поиске самовольников достаточно ненадолго поселиться в лесном поселке, стать получателем местных новостей. Поживите, подождите пока к вам привыкнут и потом спросите первого встречного: «Кто тут у нас лесом промышляет?» Первый встречный может оказаться недоверчивым и неразговорчивым. Не опускайте руки, спросите второго, третьего. В ответ получите либо побои не тяжелые, либо сообщение вербальное (устное), по содержанию близкое к следующему: «Опомнился, мил человек! Некому топериче лес воровать, почитай, и не ворует никто. Разве что Моховёнок продаст пару-тройку дерёв. С ним еще Рыба и Моня промышляют. Моня с Рыбой рубят, а Моховёнок таскает до пилорамы, где он у Купи-Продай работает».

Надо оговориться: все упомянутые события происходили на самом деле или происходят по сию пору где-то на северо-западных просторах нашей страны. Названия мест, имена и клички изменены, совпадения возможны только случайные. Купи-Продай, Моховёнок, Рыба и даже Моня – не имена и не позывные, а всего лишь уличные прозвища.

Купи-Продай. Так называют сразу двух человек. Братья, сезонники, приехали в наши края из Молдавии в конце 80-х годов прошлого века. Неведомо, кто из братьев Купи, а кто Продай, да и неважно. Что-то они с бригадой каменщиков строили, расчет получали пиломатериалами. Обычно кривые доски от колхозных пилорам где-то и как-то обращали в наличные деньги. Практичные деловые люди, в числе прочих крутили, вертели маховик теневой экономики во времена позднего СССР. С развалом советского образа жизни для ловких братьев в один миг наступили благословенные времена. Образовавшийся вакуум экономической власти заполнили люди, готовые к принятию самостоятельных решений. Довольно быстро сформировались новые, часто нелегальные, финансовые и товарные потоки. Были братья прохиндеями, стали лесопромышленниками.

Рыба. Если Мишку-рыбу в новую спецовку обрядить, то внешне он будет очень даже ничего. Физически все еще силен и, как это бывает, задним умом крепок. Патологический лентяй. Скажут что-нибудь делать – Мишка делает, не скажут – не делает. Велено за пособием в район ездить, Рыба ездит. Позовут, так колдырит (колдырить – означает выполнять по найму разовую физическую работу: дров наколоть, огород вскопать и т. п.) по соседям. Свой огород бурьяном зарос. Нынче каждый сам за себя, до Мишки никому дела нет, никто лодыря не станет укорять: «В деревне, балбес, живешь, участок земли есть, хоть бы палестинку какую вскопал, луку да картошки посадил!»

Прозвище Мишка-рыба, чаще просто Рыба, получил давно. В те дни он из армии демобилизовался. Захотелось Михаилу сотоварищи ухи похлебать. Решили рыбы глушануть. Из корпуса большого огнетушителя изготовили бомбу. Бросили в реку. Никто, даже сам Рыба, не знает, зачем он нырнул в тот омуток следом за бомбой за секунду до взрыва. Буммм!!! Сработала бомба. Сразу из воды вынырнул оглушенный Мишка. Считай, повезло, до смерти не донырнул. На всю жизнь стал инвалидом, тугим на уши.

Дефицит квалифицированного персонала породил новый вид трудовых отношений с пьянствующими специалистами. Иного-прочего еще вчера надо было уволить, а никак нельзя, ибо заменить некем. Яркий тому пример наш электрик по нижнескладскому оборудованию. Человек умный, начитанный, даже очки носит, а, поди ж ты, горький пропойца. Когда в очередной раз откушает бытовой химии с нежным названием «Снежинка», нижняя половина его туловища напрочь отказывается шевелиться, разум и руки остаются вполне подвижными. На нижнем складе замыкание, краны козловые стоят без движения, вагоны на подкрановых путях недогружены. Сутки в простое не пройдут, как его величество электрика пара стропальщиков под руки начинают переволакивать от щитка к щитку для устранения поломки. В тишине вынужденного простоя только и слышно, как безвольные ноги электрика громко бухают огромными кирзовыми сапогами о металлические ступени трапов козловых кранов. Таскаемый субъект матерится, требует бережного к себе отношения, руками в рыжих перчатках хватается за поручни. Стропаля не молчат, будучи людьми культурными, отвечают электрику не менее густыми выражениями. С шумом и криками, не мытьем так катаньем отгрузка леса возобновляется! Картина производства для девяностых годов прошлого века обычная. В самую точку Суворов сказал: «Что русскому хорошо, то немцу смерть».

Моня – пьянствующий специалист. Человек приезжий, никто не знает, как еврейское имя стало ему прозвищем. Обладатель несовместимых талантов – водитель от Бога и пьяньчуга, каких белый свет не видел. Безответный молчун, себе на уме или на остатках ума. Про Моню мало что известно, антураж один. Трехкомнатная его квартира в деревянном бараке производит на нового гостя неизгладимое впечатление. Полы и часть переводов испилены на дрова. Подвал объединен с жилыми помещениями. От входных дверей до кухни с отвороткой в спальню устроены хлипкие мостки шириною в две доски. Под мостками полуметровая глубина подвала и плотно утоптанная земля. Видимо, здесь чаще ходят по земле, нежели по доскам.

К собственному трудоустройству Моня равнодушен. С начала многолетнего запоя Моню часто увольняли и принимали обратно. Как надо трал с техникой в лес тащить и Моня на ногах стоит – его берут на работу. Как Моня в хлам – выгоняют другим в назидание. Будучи в очередной раз уволенным, трудовую книжку из отдела кадров не забирает. Почти каждый день почти трезвым попадает с рабочим автобусом в райцентр, как бы на работу. В утреннюю тесноту леспромхозовской диспетчерской Моне хода нет, потому как от его выдоха мухи на лету дохнут. По обыкновению он коротает время в кочегарке или сидит возле крыльца на завалинке. Ждет, не подвернется ли какая-нибудь работа. Оставшись невостребованным, становится совсем пьяным и неустойчивым в сидячем положении. Бывает, охрана схватит за воротник и тумаками выгонит за пределы гаража. Моня не обижается на бесцеремонное обращение, назавтра он снова как штык сидит на завалинке.

Моня и Рыба в лесном промысле люди случайные и бестолковые. Если бы Моховёнок мог, как прежде, управляться с бензопилой, может, и не бывать молодцам лесными ворами. Моховёнок – потомственный местный житель. Уважаемый работяга, «трудоголик», как нынче говорят, сызмальства до достатка жаден и любого воровства чужд. При СССР зарабатывал хорошо. Успел поставить дом-пятистенок. В гараже «Москвич», в хлеву корова, овцы, поросята, куры. Кличка – единственное от деда наследство. Много лет назад родной дед Моховёнка, будучи подростком, увязался со старшими ребятами подглядывать в общественную женскую баню. Впечатлившись зрелищем, прародитель дал выход эмоциям громким криком: «Мох-то у них! Мох!» Детский вопль услышали все, даже мывшиеся в бане. С тех пор мальчишку стали звать «Мох», а его дети и внуки все Моховята да Моховёнки. Вроде, минутное было событие и много воды утекло, общественная баня сгнила, Мох на погост перебрался, а кличка уличная оказалась живучей. И сегодня для всех деревенских правнучка Моха Настя – моховёнкова дочка. Собственно, из-за дочери Моховёнок в «черные лесорубы» и подался. Не подумайте, что у него всего-навсего один ребенок, детей шесть или семь. Половина у жены народились, другая – у младшей сестры жены. Так само собой вышло, когда сплав-пункт закрыли, младшая решила пожить у старшей. Переехала на время, осталась навсегда. У кого и от кого робятенки пошли, деревенским не особенно интересно, пошептались и забыли. У каждого своих забот полон рот. Поскольку Моховёнок всех на себя записал и на ноги поставил, это его законные дети. Настя – единственная дочка. У главы семейства за плечами только восьмилетка. Мечтал, чтобы дочь не кормила оводье на лесных сенокосах, а зарабатывала на жизнь умственным трудом. Своего добился, даже с лихвой: Настя стала программистом, живет и работает в Западной Европе. Моховёнок любит этим похвастать, хотя и путает страну, где город Гент находится.

Сейчас смешно вспоминать, а в девяностые годы прошлого века Моховёнку было совсем не до смеха. Покупка носков считалась приобретением одежды. Совхоз престал оплачивать обучение Насти, а Моховёнок за полгода получил на руки наличными сто рублей в счет зарплаты. Рассудив, вынужден был признать: «Денег для дочери нет, ждать неоткуда и к осени точно не накопить».

К тому времени Купи-Продай, что называется, поднялись. В райцентре двумя пилорамами завладели. Заготовок древесины не вели, но в «Знамёнке» хвастали, будто бы за прошлый год произвели больше 2000 кубов пиломатериала. Моховёнок взял у братьев небольшой аванс. Выписал на неделю совхозный трактор под долги по зарплате. Купил с рук солярки и, как сам говаривал, «вступил в "Ворлес" по самые по уши».

Вначале схема была немудреная. Наперво, внаглую свалить за околицей несколько годных хвойных деревьев. Потом обратиться в лесхоз с заявлением об обнаружении незаконной рубки. Пару дней подождать, пока лес заточкуют и оприходуют. Затем снова в лесхоз – приобрести арестованную древесину в хлыстах у пня. Всего и делов-то: сруби, заяви и купи. Купив, Моховёнок выходил из ворот лесхоза законопослушным и довольным собою лесовладельцем. Два захода в лес ежемесячно обогащали его новым опытом и давали приличный доход. Не больше, чем в прежние годы честной работы, но достаточно, чтобы дочку доучить и самому и семье не ходить оборванцами. Моховёнок, как и тысячи ему подобных, оказался брошенным на произвол свободного рынка труда. Сделал свой выбор, пополнив основную производственную силу лесного воровства.

«Ничего страшного – полчаса потерпеть, с оглядкою побегать от дерева к дереву, – успокаивал Моховёнок свою совесть. – Без билета срубил, но потом-то купил». По такой логике, он воровскую шкуру носит от силы час, полтора в месяц, все остальное время работает честно, с документами на руках. Категорически не рекомендую кому-либо в суете житейской назвать Моховёнка вором – обидится до драки. На расправу скор, мало ли какой увесистый предмет окажется под рукой... Небольшой ростом, но жилистый и ярый характером, он, бывало, сотрясал мозг случайному оппоненту.

Месяц от месяца «черное» воровство леса ширилось и разрасталось, захлестнув прежде безработные лесные поселки. Неторопливо и неизбежно в него вовлекалось все больше домов и семей. Дело дошло до конфликтов и необходимости размежевания, битыми словами до самовольного раздела территории государственного лесного фонда на воровские уделы. Ниже по реке, от устья студеного ручья до обреза торфяной канавы, его, Моховёнков, участок леса. Напротив, через реку, Толя-рыжий рубит, далее Партизан, еще поодаль Воробей – так и разделили окрестный лес на сферы влияния. Вместе они сила, никого чужого в свои ухожья не допустят.

На этой стадии развития порубщики с лесхозом не пересекались. К всеобщему удовольствию вышеописанная схема исправно работала несколько лет. Мало-помалу то ли лесхоз начал подозревать неладное, то ли еще что приключилось, а только лес у пня перестали продавать. Лесхоз вывозил арестованную древесину на свои склады и продавал уже оттуда, чем дерзко игнорировал интересы порубщиков. Поначалу чуть ли не война началась. Заедет лесхозовская машина в лес, а обратно груженая никак! За время погрузки неизвестные негодники успели разобрать один-два деревянных моста через лесные ручьи! Или того хуже – на дно огромной лужи борону зубьями вверх положат. Сколько колес есть, все в клочья. Неизвестно, до чего дошли бы партизанские действия – гараж бы лесхозу пожгли или чего страшнее учинили, да, по счастью, воры догадались, как дальше быть, не навлекая на себя всю мощь Уголовного кодекса. Древесную кору вдоль арестованного бревна надрежут, чуть-чуть сдвинут и в голую древесину гвоздь 200 мм поглубже загонят! Никакой магнит железо в глубине не учует, а пила либо целый постав – долой. Несколько бревен так «зарядили», и иногородние покупатели интерес к местной древесине потеряли.

Остались в лесхозовском бизнесе Купи-Продай и иные местные «лесные трейдеры». Лесное воровство продолжалось, лишь инициатива перешла от лесных воров к перекупщикам древесины. Вместе с тем порядку прибавилось. Раньше рубил кто хотел и что хотел, теперь трейдеры заказывали украсть определенную партию древесины. Возможно, без сговора, поделили между собой территорию района. Каждый обеспечивал заказами целый куст деревень. Самостоятельных «черных» лесных воров стало меньше, зато они усилились. Безалаберные и технически немощные потеряли доступ к сбыту, перешли к воровству по найму. Моховёнок в лесном бизнесе укрепился. Из совхоза уволился, забрав в счет долгов по зарплате старый трактор МТЗ. Открыл ИП. Восстановив тракторишко, долго работал честно, поденно нанимал менее удачливых земляков. До известного запрета брал в рубку лесосеки через лесные аукционы, которые из-под полы оплачивали опять же перекупщики древесины. Мелкий лесной бизнес сохранялся на взаимном доверии участников, становясь все более и более закрытым сообществом с теневым финансированием. К тому времени, как аукционы запретили, Купи-Продай взяли в аренду лес. Моховёнок официально нанялся к ним лесовозную дорогу содержать. А на самом деле принялся рубить лес в тех местах лесной аренды, где братьям по закону рубить никак нельзя. Он поставлял Купи-Продай отборный пиловочник, они ему платили – формально за содержание дороги.

С течением времени самовольная рубка леса перестала быть единственно возможным способом формирования и наполнения семейного бюджета для некоторых категорий граждан. Одновременно вконец изработались коренные сотрудники «ВорЛеса» призыва девяностых годов прошлого века и нулевых века нынешнего. «Черное» лесное воровство пошло на убыль. Моховёнок седьмой десяток разменял. Схватит по привычке топор – и не расстаться: пальцы на правой руке не разгибаются. Надо левою рукою инструмент перехватить, из цепкого захвата с силою вырвать, только так и можно избавиться. Какой с него нынче лесоруб?! И прочие, ему соратники, здоровьем не лучше. Лесные воры постарели, не озаботившись передачей ремесла по наследству. Сегодня труд любого лесоруба лишен романтического флера. Длинного рубля не сулит, но по-прежнему остается одним из самых тяжелых и опасных во всех своих ипостасях. Молодежи такая перспектива неинтересна. Вместо десятков вышедших в тираж профессионалов лес воровать приходят единицы необученных и в деле неловких.

В текущий момент истории главные причины снижения объемов «черного» воровства древесины – наличие альтернатив для заработка и отсутствие смены поколений в лесных деревнях. Результат ли это разумной государственной лесной политики? Скорее мы свидетели случайного стечения благоприятных обстоятельств. Иначе был бы известен и доступен способ удовлетворения потребностей селян в древесине. Вместо этого ожидается увеличение размера штрафа до 500 тыс. руб. Профилактически устрашающего эффекта ожидать не приходится. Где Моховёнку про тот штраф узнать?! А если узнает, то сильно удивится намерениям взыскать с Мони и Рыбы полмиллиона рублей. С него самого что возьмешь? Пенсии нет. Дом на жене. Трактор на учете не состоит. Не завтра, так на днях к Моховёнку обязательно зайдет какая-нибудь соседка и от порога с просьбой: «Федор Михайлович, Моховёночек, родное сердце! Забор падает, починить некому». Моховёнку не впервой. Выберет время, жердей нарубит, подтащит и забор поправит. Хозяйка нового забора с пенсии рассчитается.

Нужда в древесине может быть иная: сруб или крыльцо поднять, стропила или переводы поменять и тому подобное. Цели разные, а причина одна – деревянный дом и постройки во дворе не вечные, текущего содержания требуют. Нужно одно бревно, два-три. Где взять? В советские времена выписывали деловой лес на корню по мелкому отпуску. А нынче как? Мелкого отпуска нет, а лес за околицей есть! Усторожить государство не способно, но и рубить не дает! Кто будет одно дерево или десяток жердей в рубку отводить? – Никто! В Лесном кодексе Российской Федерации есть статья 48 «Использование лесов в местах традиционного проживания и хозяйственной деятельности лиц, относящихся к коренным малочисленным народам Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации». Моховёнок самый что ни есть коренной житель, кореннее некуда! Однако не принадлежит к малой и вымирающей народности, внуки аж в Нидерландах. И потому он и его соседи вынуждены для мелкого ремонта во дворах лес воровать. А там, как говорится, «коготок увяз – всей птичке пропасть». Сначала на забор украл, потом дочери на учебу, дальше холодильник новый купить – и пошло-поехало. Обвыкся.

Окрест населенных пунктов около тридцати лет лес воруют по-черному. Полагаю, и будут воровать беспрестанно. До тех самых пор, пока для коренных сельских жителей не появится законный способ получения древесины на всякие там мелкие, текущие, хозяйственные и некоммерческие нужды, да такого, чтобы без сложных бюрократических процедур.

Есть альтернатива. Селян в лес за древесиной не допускать! Непримиримую борьбу с «черным» лесным воровством продолжить до полной победы! Дождемся, пока оставшиеся деревенско-сельские жители в города подадутся, а иные помрут от старости. Главное, чтобы граждане, бросив дворы бесхозными, пропали из деревянных своих жилищ. В городских квартирах деловой лес без надобности – и повсеместные незаконные рубки лесных насаждений прекратятся! Проблема «черного» воровства леса сама собой разредится, по примеру коронавирусной.