Русский Английский Немецкий Итальянский Финский Испанский Французский Польский Японский Китайский (упрощенный)

В центре внимания

Экспорт, экономика и патриотизм

Недавно в «Лесной газете» была опубликована статья, поднявшая проблему дороговизны пошлин на вывоз древесины за рубеж. Статья была хорошо принята и бурно обсуждалась профессионалами. В этих разговорах участвовали и корреспонденты «ЛесПромИнформ». Предлагаем вниманию читателей перепечатку этой статьи, с комментариями и мнениями заинтересованных сторон, которые записали специалисты нашего журнала.

Быть сырьевым придатком преуспевающих стран Россия никогда не хотела. На словах. Правда, сейчас массовый и дорогой сбыт газа и нефтепродуктов вроде бы никого не смущает. Другое дело, малоприбыльная, в сравнении с энергоресурсами, торговля лесом. То, что его лучше перерабатывать у себя в стране, говорили всегда, еще в советские времена. И за последние постперестроечные годы переработка действительно шагнула далеко вперед. Однако дела обстоят так, что заготовка древесины в большинстве районов России стала убыточной, экспорт — малоприбыльным (но без него не обойтись), и при этом пошлины на вывоз не востребованной на Родине древесины повышаются и создаются дополнительные препоны для поставок древесины за рубеж. Уже и президент заявил о необходимости запрета экспорта круглого леса административными методами. Цель действий Правительства вроде бы благая: перерабатывайте лес в России. Но результат, по свидетельству самих заготовителей, плачевный. Крупнейшие предприятия Вологодской области, заготавливающие почти половину древесины в регионе, заявили о резком сокращении объемов заготовок из-за возросших издержек, в том числе при экспорте леса. По их мнению, препоны в отношении экспортных поставок лишь усугубляют кризис отрасли, но никак не стимулируют развитие отечественной деревопереработки. Именно к руководителям этих компаний с просьбой прокомментировать создавшуюся ситуацию обратился наш корреспондент Максим Родионов.

Корр.: Уже в этом году экспорт круглого леса усложнился и для многих стал убыточным по нескольким причинам: от увеличения ставок пошлин до технических препон в оформлении грузов. Что же мешает больше всего?

Валерий Писарев
Валерий Писарев

Валерий Писарев, генеральный директор холдинговой компании «Череповецлес»: В этом году впервые нарушена стройная сис­тема экспорта. И раньше были проверки, досмотры, но в этом году сама таможня резко изменила график работы. По 892‑му приказу мы обязаны делать предварительное декларирование, что несет определенные затраты, и финансовые, и организационные. В том же приказе сказано, что таможня должна обеспечивать круглосуточное оформление грузов, включая выходные и праздничные дни. Но одну часть этого документа таможня выполняет, а другую не собирается. Я даже получил официальный ответ на запрос от вологодской таможни, что у них график работы с 9 до 18, а суббота и воскресенье — выходные. В том же приказе (892‑м) сказано, что суда до 3000 тонн должны оформляться в течение полутора часов. У нас договоры с судовладельцами до 3 часов, но мы не укладываемся и в это время. Следующее… Раньше не было проб­лем выписать фитосанитарный сертификат. В этом году и фитосанитарная служба ограничила себе рабочее время, а денег стала брать в 4 раза больше. Для нас это выливается в несколько миллионов рублей в год. Когда принимали новый Таможенный кодекс, говорили, что он упростит экспорт, а жизнь показала, что только усложняет. Усложняет и усложняет. И правила игры меняются чуть ли не ежемесячно.

Корр.: Проблема коры, вернее, взимания пошлины за нее как за полноценную древесину тоже остается?

Александр Чуркин
Александр Чуркин

Александр Чуркин, генеральный директор холдинговой компании «Вологодские лесопромышленники»: Несомненно. Впрочем, я думаю, что она решится, но не знаю когда. Чтобы такое решение принять, то есть установить, что кора не является товаром, должен появиться человек, который имеет власть и понимает, что это так. Сегодня таких людей нет, поэтому и проблема не решается.

Корр.: А каковы убытки лесозаготовителей?

Александр Чуркин: Если кора составляет 10 % от объема древесины, на столько же мы платим больше и пош­лину. Умножьте это на сотни тысяч кубометров и получите сумму.

Корр.: А как сказалось последнее повышение пошлин?

Александр Чуркин: Конечно, оно в целом ухудшило экономику лесозаготовительных предприятий. Самое удивительное, что это повышение коснулось и балансов, которые имеют ограниченный сбыт на территории России и все же облагаются пошлинами.

Валерий Писарев: Имея огромный стабилизационный фонд, государство снова повышает сборы. Желание Правительства понятно: все перерабатывать здесь, но быстро и «вдруг» этого не произойдет. Мы сегодня мечтаем, чтобы у нас прекратился экспорт, но мы не виноваты, что на внутреннем рынке ни береза, ни осина не востребованы. А у нас сегодня, к сожалению, 60 % на делянке — это лиственная древесина, которую, кроме как на экспорт, некуда отправить. Правительство толкает лесозаготовителей на нарушения: выбирать в лесу дорогую древесину, а остальную бросать. Некоторую даже из леса вывозить невыгодно: мы сегодня осину продаем ниже себестоимости в 2 раза. Чем больше заготавливаем осины, тем больше несем убытков, березовые балансы подошли к тому же уровню. Но рубить их мы должны — в нашем лесу растет все, это не парк.

Александр Чуркин: Сейчас появилась, мне кажется, более серьезная проблема, чем пошлины. Я имею в виду требование не выпускать древесину в не рассортированном по диаметрам виде. Причем это лес одного качества и цены, облагающийся одинаковой пошлиной. Зато с введением такого решения в июне 2 недели лихорадило весь Северо-Запад. Никто не знал, как правильно поступать. Правительство издало постановление, но не разъяснило, что делать.

Андрей Прокопов
Андрей Прокопов

Андрей Прокопов, генеральный директор Национальной лесопромышленной компании: Сортировка по диаметрам ни к чему не приводит с точки зрения экономического эффекта для государства, так как отчисления в казну не зависят от диаметров отгруженных сортиментов. Диаметр балансов может быть до 50 см, но это не значит, что его можно использовать как пиловочник, поэтому это требование ничего не дает государству, но сильно усложняет жизнь экспортеров. Был период времени, когда не могли отгружать вообще ничего. Учтите, что и в лесу есть определенные правила складирования заготовленного леса. Чтобы разбить его на дополнительные диаметры, площадку в лесу нужно значительно увеличить, и тогда лесхозы будут обращаться к нам с претензиями и штрафами. Получается непреодолимое противоречие между тем, что мы можем, и тем, что от нас требуют. В целом эта сортировка по диаметрам оценивается в 120−150 рублей, а для круглого леса это огромная цифра. Если раньше люди зарабатывали на кубометре $2 (дешевого леса), а теперь должны терять $5, то можно посчитать убытки.

Корр.: Проблема ведь и до сих пор не решена?

Александр Чуркин: Сегодня есть определенные разъяснения, что необязательно делать рассортировку, но сама проблема еще требует решения. Могут опять потребовать, а могут и отменить. Мы не знаем, что будет, потому что часто решения принимаются внезапно и без аргументации.

Корр.: Наверное, действия влас­тей на руку нашим деревопереработчикам: сырья больше, а цены должны уменьшиться. Это, действительно, так?

Евгений Коротков
Евгений Коротков

Евгений Коротков, генеральный директор Череповецкого фанерно‑мебельного комбината: Цель сократить экспорт круглого леса благородная и в долгосрочной перспективе важная и необходимая. Экспортировать нужно только то сырье, которое невозможно переработать у нас, в России. Но я считаю, что здесь Правительству нужно быть более гибким: совершенно ни к чему увеличивать пошлины на балансы, которые не находят сбыта в России. Я знаю одну истину: все, что выгодно производству, нужно поддерживать, а не ограничивать. С ростом внут­ренних издержек лесники находятся в очень тяжелом положении. Если вводить еще ограничения по экспорту без недостаточного внутреннего потребления, это приведет к плачевным последствиям. Я в данном случае лесозаготовителей поддерживаю, хотя и нам нужно сырье.

Корр.: Но ведь вы, как переработчики, должны быть заинтересованы в том, чтобы сырье не уходило за границу?

Евгений Коротков: Не совсем так. Сложности с сырьем, особенно с качест­венным, были всегда, но сейчас это практически не зависит от экспорта. Во-первых, мы не можем переработать такого количества балансов и техсырья на производстве древесно-стружечных плит. Во-вторых, мы даже заинтересованы, чтобы наши лесозаготовители производили как можно больше березовых балансов, ведь это значит, что они заготовят больше фанерного сырья. Один фанкряж в лесу не растет. Кстати, ситуация у лесозаготовителей, как ни странно, схожа с нашей. Цены на фанеру на внешнем рынке серьезно снизились из-за экспансии Китая и стран Юго-Восточной Азии. Цены внутри России даже выше, но рынка-то практически нет. Берут определенное количество, и все. То есть без экспорта, который стабилен и берет большие объемы, не обойтись.

Корр.: Каковы последствия от всего комплекса таких проб­лем для лесозаготовителей уже сегодня?

Александр Чуркин: Сегодня экспорт — не очень эффективный источник сбыта, но поскольку других вариантов часто нет, мы не можем от него отказываться.

Валентин Лысанов, директор предприятия «Белый ручей»: Из-за ужесточения условий экспорта у нас выпало из доходов около 40 млн рублей. Сокращаем экспорт, но ущерб от этого еще не подсчитан. Увеличиваем и собственную переработку, то есть лесопиление, но это старались делать всегда. Для увеличения собственной переработки нужны финансы, но на развитие производства сейчас средств нет. Поэтому одно дело — желание и стремление, а другое — возможности. Они все уменьшаются. Для увеличения мощностей лесопиления нам нужно где-то 35−40 млн рублей, но где их взять? А пока мы перерабатываем 60 % пиловочника.

Корр.: Экономические заслоны (имеются в виду экспортные пош­лины) и админист­ративные меры, о которых вы говорили, по словам правительственных чиновников, должны стимулировать развитие деревопереработки в России. Такова сверхзадача. Помогут ли, по вашему мнению, такие меры действительно ее решить?

Валерий Писарев: Дополнительные барьеры и финансовые расходы, конечно, не могут стимулировать вложения в переработку. Рентабельность лесозаготовителей из-за увеличения издержек резко упала, а государство еще увеличило финансовую нагрузку на предприятия. Даже на обновление техники денег не хватает. Поэтому говорить, что какое-то лесозаготовительное предприятие сейчас построит перерабатывающее производство невозможно: они и новый трелевочный трактор не знают, на что купить.

Валентин Лысанов: Ограничение экспорта не стимулирует, а усугубляет положение. Я с 59 года слышу на всех уровнях, вплоть до министров, что нужна собственная переработка, мы хотим этого, но если нет денег в кармане, это все только разговоры. А сейчас, если у меня с вложенного рубля 98 копеек затрат, как мне накопить эти деньги?

Александр Чуркин: Если все эти ужесточения и стимулируют развитие переработки, то незначительно. Такими методами нельзя развивать промышленность, потому что все должно быть сбалансировано. Нельзя, унич­тожая одну подотрасль лесного комплекса, развивать другую. Экспорт дорогой древесины уже естественным образом существенно сократился. Через 3 года, я уверен, Вологодская область не будет экспортировать ни 1 м пиловочника или фанерного сырья. Потому что развивается деревопереработка здесь, и это продолжается. Через 3 года останутся пресловутые балансы, и когда говорят о полном запрете экспорта, это то же, что полностью запретить лесозаготовку, потому что в лесу не растут лишь дорогие сортименты без балансов. Если их некуда будет сбыть, нужно останавливать заготовку вовсе.

Андрей Прокопов: Переработка леса никак не связана с экспортом. У нас что, предприятия стоят без сырья? Это не так. Они получают весь тот пиловочник, который могут перерабатывать. Экспорт сейчас идет не за счет внутреннего рынка. Когда будет больше перерабатывающих предприятий, еще больше леса пойдет на деревопереработку. Но сегодня отдаем все, что можем, ни одно предприятие не стоит без сырья. Возведение любых преград на пути экспорта может ограничить экспорт, но абсолютно не влияет на внутреннее потребление.

Корр.: Но, возможно, благодаря этим преградам появятся новые производства?

Андрей Прокопов: Нет. Новые мощнос­ти будут появляться, и появятся наверняка, в соответствии с экономической целесообразностью этих предприятий. Но это не значит, что с запретом экспорта будут строиться новые лесопильные и целлюлозно-бумажные производства. Их будут строить, только понимая, что они будут приносить прибыль. Это чисто экономический момент. Государство может запретить экспорт и сократить заготовку древесины, но это не значит, что лесоперерабатывающие предприятия начнут потреблять больше леса. Новые производства могут быть построены как в тех, так и в других условиях, а не из-за того, что раз нельзя вывозить сырье, то начнут строить лесоперерабатывающие предприятия.

Евгений Коротков: Введение повышенных пошлин не будет стимулировать развитие переработки, и падение цен на сырье не будет ее стимулировать. Наоборот, когда переработка развивается, и цены на сырье растут. Мы все это проходили. Оттого что лесозаготовители обанкротятся и больше будет сырья, перерабатывающих производств больше строить не будут, ведь есть же рынок, который диктует свои условия. Если проект строительства ЦБК будет окупаться не за 30, а за 5 лет, то инвесторы будут вкладывать деньги, и большие. Если бы это было выгодно, давно бы построили. Вот была хорошая конъюнктура по древесным плитам, и у нас за 3 года иностранные компании построили несколько огромных комбинатов. За полгода рост составил 15 % — такого никогда не было. И причем все это без всяких посылов со стороны властей и уговоров. Можно много говорить и фантазировать, но лучше заглянуть в учебник по экономике. Там написано, что инвестиции — это вкладывание капитала для получения дополнительной прибыли. Если у вас есть миллиард долларов, то, может, вам выгоднее его потратить на какие-нибудь ценные нефтяные бумаги? Есть и другие привлекательные и прибыльные проекты для размещения капитала. А за красивые глаза даже в красивые проекты никто деньги вкладывать не будет.

Корр.: Похоже, что так. Во всяком случае при обилии заявлений о строительстве ЦБК и в Вологодской, и в соседних областях реальных действий нигде не замечено.

Евгений Коротков: Деньги вкладывают туда, где есть высокая прибыль. А экономика зависит не только от сырья, но и от рынка сбыта. Если мы говорим о целлюлозно-бумажной промышленности, то хотя потребление бумаги у нас растет, оно далеко от уровня европейских стран или Северной Америки. А заместить новому предприятию потребляемый импорт очень сложно. Есть традиции, есть соотношение цена-качество. Зачем строить ЦБК? Чтобы он стоял? Инвесторы это долго обдумывают, почти по русской пословице: семь раз отмерь, один раз отрежь.

Александр Чуркин: Думаю, что Правительство может сделать привлекательным именно этот сегмент экономики, но раз этого пока не происходит, значит, этого нет. Деньги вкладываются в нефть, металлургию, строительство — во все что угодно, но не в лесной комплекс. На сегодня даже ЦБК окупаются медленнее, чем предприятия других отраслей промышленности.

Корр.: Скажите, а что будет, если все же экспорт запретят или сделают невозможным?

Валерий Писарев: Это будет крах. Мы не сможем вести полноценную заготовку. Придется отказываться от арендной базы, оставлять небольшие участки, где в основном растет хвоя. Лиственную древесину сбыть будет некуда. Пройдут массовые банк­ротства, что уже было в 1996 году, когда те же финны перестали брать продукцию. 90 % предприятий тогда стали банкротами.

Андрей Прокопов: Это приведет к ликвидации ряда леспромхозов и сокращению заготовки леса. К примеру, когда в прошлом году целлюлозно-бумажная промышленность Финляндии остановилась на 2 месяца, мы не знали, куда деть балансы. В итоге, как смогли, распихали, но по другим деньгам, при этом покупатели просто отказывались от древесины, потому что все были перегружены сырьем. От себестоимости в любом случае никуда не уйти. Если будут покупать ниже этого уровня, мы все обанкротимся. Тогда ЦБК сами будут заготавливать лес, у них для этого есть все ресурсы, в том числе денежные. Значит, они будут получать это сырье по уровню себестоимости, но существующие предприятия просто развалятся.

Валентин Лысанов: Без экспорта мы сможем обойтись, если нам позволят заготавливать только дорогую древесину. Если экспорт закроют, это значит, что я не должен заготавливать дров и никакого баланса, а только хвойный пиловочник и фансырье. Придется самовольно грубо нарушать правила ведения рубок и идти на штрафные санкции, вплоть до лишения прав на аренду. Или предприятие погибнет. Вот, например, в Канаде не заготавливают ни березу, ни осину. То есть они лес покупают, как и мы, но выбирают из него только ту древесину, которую могут выгодно продать сейчас, остальная остается на делянке. А у нас сейчас еще береза идет по нолям, а остальные балансы — в убыток. Жизнь, конечно, как и заготовка леса, не прекратится, но массовое банкротство предприятий более чем реальность, при этом тысячи людей останутся не у дел и без средств к сущес­твованию. Их при этом заменят современные лесозаготовительные комплексы, которые могут решить проблемы переработчиков и при этом устроить социальные катаклизмы в некоторых районах области.

Александр Чуркин: Хочу отметить важную вещь: то, что экспорт могут закрыть не только здесь, в России, выводит тему на новый виток. Вот если покупатели, глядя на все наши трудности, на все барьеры, которые воздвигаются, откажутся от российского сырья, это даст такой же результат, и даже хуже.

Корр.: Но ведь это наши проблемы, которые нам же и приходится решать. Как они могут коснуться покупателей? Как я понимаю, для нашего региона это прежде всего Финляндия и Швеция.

Александр Чуркин: Во-первых, они сегодня сами много сырья закупают на терминалах у границы на территории России и проходят все установленные процедуры. (Терминалы установили из-за того, что наша железная дорога везет грузы за границу по завышенным тарифам.) Во-вторых, у них нет уверенности, что та же береза или осина будут стабильно поступать из России. Они ведь планируют на 5−10 лет вперед. Глядя на все наши шараханья, они уже везут эвкалипт из Южной Америки огромными судами, а при таком объеме фрахт очень низкий. Эффективность сравнима с поставками из России. Если они будут сокращать закуп из России, а мы не построим здесь ЦБК, то не получится для нас ничего хорошего. У финнов и скандинавов, действительно, есть альтернатива. Если они даже не будут возить лес из Бразилии, то уж целлюлозой свои бумажные комбинаты они обеспечат. (В Южной Америке целлюлозные предприятия уже построены.) Наши экономические партнеры сокращают издержки и уже объявили о сокращении целлюлозного производства в Европе. Проблем у них хватает, и скидки на российскую непредсказуемость они всегда делают. Так что кто пострадает от резкого сокращения экспортных поставок древесины из Северо-Западного региона?

Валерий Писарев: Думаю, инвесторы рано или поздно появятся, но лесозаготовка у нас уменьшается, и к тому времени, когда они, наконец, решатся построить ЦБК, окажется, что здесь лес заготовлять уже некому. При этом они (а мы говорим прежде всего о финских компаниях) уже сейчас говорят, что для строительства ЦБК необходимо, чтобы лесозаготовка в Вологодской области увеличилась на

5 млн м, то есть более чем в полтора раза. А мы движемся в другом направлении.

Корр.: Можете ли вы дать прогноз, какие действия власти предпримут в ближайший год?

Александр Чуркин: Сегодня уже известно, что с 1 июля будущего года пошлины вновь увеличатся. Это уже объявлено.

Корр.: Увеличатся на какую древесину?

Александр Чуркин: Пока мы не знаем. Скорее всего, на крупные диаметры или на всю древесину хвойных пород. Предсказать сложно. Внезапные и непродуманные решения, как это было с сортировкой по диаметрам, постоянно возникают. Потом обычно проблемы разрешаются. Но у нас, чтобы какую-то ситуацию разрешить, необходимо, чтобы возмутились тысячи людей, сотни предприятий, субъекты Федерации и т. д. Когда все это происходит, то начинают думать: «Ага, что-то мы сделали не т о». Много раз это было, затем приходило в норму. Безусловно, от этого лихорадит промышленность, и нет плавного и стабильного развития. Периодичес­ки возникает какой-то форс‑мажор, который нужно преодолевать.

Корр.: Почему все же, несмотря на многочисленные заявления, ни один ЦБК у нас в стране с перестроечных времен не построен? Ваше мнение?

Валерий Писарев: Есть регионы в мире, где все это проще. Выгоднее вкладывать в Бразилию, Уругвай и т. д. Сегодня финны откровенно говорят: «Российский лес становится недоступен». Что касается строительства ЦБК, о котором все мечтают, нужно иметь в виду, что для создания такого производства нужно много воды, а значит, оно неизбежно должно строиться в водоохранной зоне, а это требует экологической экспертизы и моря согласований. Но чиновничье-бюрократический аппарат у нас настолько изощрен! К примеру, я построил дом на берегу, и мне потребовалось 18 месяцев на то, чтобы его документально узаконить. А здесь речь идет об огромном комбинате! Финны это знают и делают выводы, не в нашу пользу.

Евгений Коротков: Я еще раз повторяю, что производство нужно поддерживать всеми способами, политика государства должна быть гибкой. Россия огромная страна: в Сибири или на Дальнем Востоке условия совершенно другие. У них цены выше и лес другой, там действительно стоит регулировать ситуацию пошлинами. Я до сих пор не понимаю, почему мы гоним фанерное сырье в Китай, чтобы они делали из него фанеру и нас же вытесняли с этого рынка. У них затраты мизерные в сравнении с нашими, и там сделано все, чтобы работали предприятия. В итоге Россия теряет больше, чем приобретает. Так пусть они приобретают сырье по более высокой цене, чтобы компенсировать разницу в заниженной цене готовой продукции. А так получается, что мы рубим сук, на котором сидим. Уменьшить сколько-нибудь существенно наши затраты мы не можем. Если мы будем платить маленькие зарплаты, у нас никто работать не будет, или приедут те же китайцы. А наша система налогообложения вообще бешеная и удорожает продукцию очень сильно. Административно-чиновничий ресурс государства пытается противостоять жестким законам рынка и экономики в целом. Несом­ненно, что регулирование экономических отношений необходимо так же, как и внимание властей. Вот только в России это вмешательство власти почему-то часто идет во вред всем. Пример лесопромышленного комплекса в последнее время это наглядно демонстрирует. Предсказывать будущее, все равно, что гадать на кофейной гуще. Но лесозаготовителям приходится это делать.

Беседовал Максим РОДИОНОВ