Ложь о поглощающей способности российских лесов

Может оказаться убийственной для лесного хозяйства

За последние два года в нашей стране принято множество различных документов, предписывающих сокращать выбросы парниковых газов с учетом поглощающей способности российских лесов, а также принимать меры по увеличению этой способности.

К числу наиболее значимых таких документов относятся:

• постановление Правительства РФ от 21 сентября 2019 г. №1228 о принятии Парижского соглашения;
• Указ Президента РФ от 4 ноября 2020 года №666 «О сокращении выбросов парниковых газов»;
• Поручение Президента РФ Пр-1096 по итогам Петербургского международного экономического форума 2–5 июня 2021 года;
• Федеральный закон от 2 июля 2021 года №296-ФЗ «Об ограничении выбросов парниковых газов».

Очевидно, что руководство страны относится к этой теме очень серьезно – если не к самой проблеме изменения климата, то как минимум к ожидаемому введению международных механизмов, направленных на сокращение выбросов парниковых газов (например, к так называемому трансграничному углеродному налогу). А уже принятые решения – это, скорее всего, только начало большой лесоклиматической главы в истории российского государственного управления лесами.

Как будет развиваться ситуация дальше, пока непонятно, но принципиально возможны два главных пути (возможно также какое-то их сочетание, но тот или иной путь непременно окажется главным).

Путь первый – лесоводственно-экологический, подразумевающий реальное увеличение поглощающей способности российских лесов (за счет увеличения их прироста или уменьшения потерь) или учет и сохранение той поглощающей способности, которая сейчас не учитывается и не сохраняется. Главных возможностей для этого три: во-первых, развитие лесоводства на заброшенных сельхозземлях, во-вторых, повышение эффективности охраны лесов и других природных территорий от пожаров и, в-третьих, сохранение диких лесов – главных наземных хранилищ ранее связанного растительностью углерода. Разумеется, при этом пути потребуются и дополнительные лесоучетные работы, чтобы привести леса в известность и в числе прочего оценить реальный эффект принимаемых мер по увеличению их поглощающей способности.

Путь второй – обманно-бюрократический, подразумевающий такое изменение методик подсчета поглощающей способности или использование таких исходных данных, при котором нужные цифры получатся сами собой, без значимых изменений непосредственно в лесах, но, возможно, с какой-то имитацией кипучей лесоклиматической деятельности. Главные возможности для «увеличения поглощающей способности лесов» обманно-бюрократическими методами связаны с переходом от одних исходных данных к другим (например, от лесоустройства и государственного учета лесного фонда к государственной инвентаризации лесов) с произвольным смещением границ между формально управляемыми и неуправляемыми лесами, с «бумажным» лесовосстановлением и лесоразведением.

Пока, судя по косвенным признакам, правительство склоняется ко второму варианту и даже обозначило ориентир для «правильного» подсчета поглощающей способности: 2,5 миллиарда тонн эквивалента углекислого газа в год. Это на 18% больше всех прямых и косвенных российских выбросов парниковых газов, учтенных в 2019 году в Национальном докладе о кадастре парниковых газов, и почти в пять раз больше учтенного в этом же докладе российского поглощения парниковых газов в секторе лесного хозяйства, землепользования и изменений в землепользовании.

Некоторые минусы второго варианта вполне очевидны: во-первых, он не приведет ни к какому улучшению ситуации с климатом (просто не будет стимулов что-либо улучшать, если и так, благодаря нашим лесам весь мир нам должен, хотя бы в углеродных единицах), и, во-вторых, врать вообще нехорошо, стыдно и вредно для репутации. Но есть и конкретный огромный минус для российского лесного хозяйства и тех людей, которые в нем работают или собираются работать.

Дело в том, что для восстановления и развития российскому лесному хозяйству остро нужны деньги, хотя бы на ближайшие пару десятилетий, чтобы выйти из той разрухи, в которой оно сейчас находится, привести в минимальный порядок староосвоенные леса и постепенно перейти к экономической самодостаточности. Сколько именно – зависит от многих факторов, но, очевидно, что речь идет о десятках миллиардов рублей в год дополнительно к нынешнему уровню финансирования (сейчас регионы получают немногим более 30 миллиардов рублей федеральных лесных субвенций в год, а нужно, для полного исполнения переданных им полномочий и постепенного искоренения хаоса в лесах, около 100 миллиардов ежегодно). Это не так уж много, по меркам нынешнего российского федерального бюджета, но проблема в том, что в резком увеличении финансирования нуждается не только лесное хозяйство. Так же остро не хватает денег на образование, здравоохранение, науку, сельское развитие и многие другие абсолютно приоритетные нужды, поэтому шансов на то, что государство просто так выделит на лес еще несколько десятков миллиардов рублей в год, почти нет. Тем более что основной источник финансового благополучия в нулевые и десятые годы – сверхдоходы от экспорта нефти и газа – в основном иссяк, и, вполне возможно, что навсегда.

В такой ситуации именно дополнительные доходы от реализации климатических проектов могли бы стать источником средств для возрождения российского лесного хозяйства. Разумеется, что-то может достаться лесу при любом пути развития – лесоводственно-экологическом, обманно-бюрократическом или при их сочетании. Но при обманно-бюрократическом этих средств будет мало (зачем что-то тратить на лесное хозяйство, если лес и так поглощает миллиарды тонн углекислого газа ежегодно и весь мир нам уже должен только за то, что мы позволяем своим лесам существовать?). И даже эта малость достанется в первую очередь тем, кто «правильно считает», и тем, кто изображает кипучую деятельность в тех масштабах, в которых она может понадобиться для создания благостной картины.

Реальное лесное хозяйство может получить значимую помощь только при лесоводственно-экологическом развитии событий – если увеличение поглощающей способности лесов будет достигаться не за счет манипуляций с данными и методиками, а за счет реальных действий по сохранению лесов и улучшению хозяйства в них. Развитие лесоводства на заброшенных сельхозземлях, которые точно никогда не вернутся в сельскохозяйственный оборот, это возможность создать целую новую отрасль – сельское лесоводство, по масштабам сравнимое с нынешним экстенсивным лесопользованием в «официальных» лесах (с учетом относительно высокой продуктивности даже худших заброшенных сельхозземель вовлечение большей их части в лесоводство позволит ежегодно выращивать до 300 миллионов кубометров древесины в год и поддерживать до 100 тысяч постоянных рабочих мест). Эффективная охрана лесов от пожаров – это не только сохранение средо­образующих функций лесов и лесных ресурсов, но и новые рабочие места для лесных специалистов, и поддержание лесной инфраструктуры, и улучшение условий жизни сельского населения. Сохранение диких лесов неразрывно, как две стороны одной медали, связано с переходом от экстенсивной (бесхозяйственной) модели лесопользования к эффективному лесному хозяйству на староосвоенных лесных землях.

Таким образом, лесоводственно-экологические меры, направленные на увеличение поглощающей способности лесов и смягчение антропогенных изменений климата, могут стать мощным стимулом к развитию российского лесного хозяйства и источником финансирования для его постепенного выхода из нынешней разрухи. Но только при одном условии: если страна не свернет окончательно на путь лесоклиматической лжи – обеспечения «правильной» поглощающей способности за счет подгонки данных и методик под желаемый результат.

Шанс на это есть, хотя пока и не очень большой. 

Текст
Алексей Ярошенко, руководитель лесного отдела Гринпис