Тема номера: Реставрация сегодня

Один на один с историей

Профессию реставратора не выбирают случайно. Но порой путь к своему призванию может быть очень долгим. Иван Мукин, заведующий мастерской по реставрации деревянной и фанерованной мебели Государственного Русского музея, художник-реставратор высшей категории, за свою жизнь сменил множество профессий, а в сфере реставрации начал работать в довольно солидном возрасте.

Иван Мукин

Несмотря на позднее, по обычным меркам, начало карьеры, развивалась она стремительно и успешно. Сегодня в России Иван Мукин является единственным обладателем высшей награды для мастера — приза «Золотой скальпель» за реставрацию деревянной мебели.

— Иван Михайлович, расскажите, пожалуйста, как вы стали заниматься реставрацией? Возможно, это семейная традиция, ведь в этой сфере такое часто случается.

— Нет, совсем нет. Ни родители, ни мои родственники не имели никакого отношения к реставрации. Я перепробовал множество профессий. Был сапожником и вальщиком в детстве, сразу после войны. Был жестянщиком и электриком. Но любовь к деревьям, к предметам из дерева у меня с самого детства. Со временем я понял, что, видно, Бог дал мне это увлечение.

— После смены стольких профессий, после службы в ВС вы пришли в Государственный Русский музей, чтобы заниматься реставрацией. Это было довольно смелое решение. У вас был какой­то опыт? Может, специальное образование?

— В поисках работы я обратился в Русский музей, не имея ни образования, ни профессиональной подготовки. Как говорится, «от сохи». Конечно, на бытовом уровне я умел обращаться с инструментами. Но, думаю, здесь решающую роль сыграло огромное желание реставрировать деревянную мебель. На тот момент мне был уже 51 год, а в мастерской я чувствовал себя новичком, мальчиком.

— Наверное, ваши будущие коллеги в музее были удивлены такому поступку?

— Если честно, то многие надо мной смеялись. Говорили, что ничего не получится. И даже аргументировали: ну как можно быть реставратором мебели с такими руками. А руки у меня и впрямь большие, пальцы толстые (улыбается). Я терпеливо сносил все насмешки. А через два года показал скептикам сделанную вручную деревянную раму с тонким резным декором. И всего через несколько лет стал заведующим мастерской по реставрации деревянной и фанерованной мебели в Русском музее. Думаю, дирекция доверила мне этот пост за серьезное отношение к делу, ну и за солидный возраст.

— Действительно, стремительная карьера. Не задумывались, в чем причина такого быстрого роста?

— После 13 лет работы я аттестовался на реставратора высшей категории. Думаю, все произошло так быстро, потому что это действительно мое призвание. А ведь у меня не было ни связей, ни образования, ни стажировок за границей, как у многих моих коллег. Каждый раз, когда думаю об этом, убеждаюсь, что это судьба, божий промысел.

— То есть вы бросили всем вызов. Наверное, и реставрационные работы вас привлекают самые сложные?

— У Русского музея огромные фонды, поэтому у меня есть возможность выбора, я могу отреставрировать именно ту вещь, которую хочется. И я всегда выбираю мебель в самом плохом состоянии — ведь это так интересно! Действительно, когда приносят не целый стул или шкаф, а набор деталей в мешке — это настоящий вызов для мастера.

— Говоря о коллегах, вы упомянули о стажировках. Учитывая ваш сегодняшний багаж, где или у кого вам было бы сегодня интересно поучиться?

— Конечно, хотелось бы обменяться опытом с реставраторами Италии и Франции. В этих странах богатая история реставрационного дела — целые научные институты. В Италии у меня даже опубликована одна работа по реставрационному делу. Это притом, что я не знаю ни одного иностранного языка! Кстати, вопрос о публикации в Италии тоже возник совершенно неожиданно — в год юбилея Карла Росси в Русский музей приехала итальянская делегация. А Росси ведь не только был знаменитым архитектором, он также и проектировал мебель. В тот момент я как раз занимался реставрацией зеркала по его проекту — оно очень заинтересовало итальянцев. Они перевели паспорт реставрации и издали его в 1992 году в сборнике флорентийского института под названием Palazzo Spinelli.

— А вы хоть раз бывали в Италии — мечта осуществилась?

— Нет, к сожалению, так и не случилось. Хотя очень хотелось бы. Ведь и мне есть что рассказать зарубежным коллегам, чем поделиться с ними. Помню, довелось пожурить одного молодого итальянского реставратора за допущенную ошибку. Иногда и за рубежом нарушаются основные принципы нашей профессии. Попадаются двери, при реставрации которых использована древесина другой, «неродной», породы, отличной от оригинала. Бывает, что и заплатки зарубежные реставраторы ставят из деревянных планок, изъеденных жучками, что вовсе недопустимо…

— Значит, зарубежные школы реставрации не без изъяна? А у нас такие случаи тоже, наверное, бывают?

— Все зависит от того, о какой реставрации идет речь. Есть музейная реставрация, а есть коммерческая, или, как её ещё называют, архитектурная. Это два совершенно разных подхода. При музейной реставрации главное — сохранить как можно больше подлинного материала. Если же реставрация проводится ради денег, по заказу клиента, то тут мастер зачастую не заботится об исторической ценности предмета, а делает так, чтобы все блестело, было внешне красиво и понравилось заказчику. А получается, по сути, уже не старинный предмет, а новодел.

— Часто такой новодел выдают за антиквариат? Неподготовленному человеку отличить, наверное, сложно.

— Я часто с этим сталкиваюсь, в антикварных магазинах, например. Один раз мне на глаза попался якобы антикварный стол XVIII века. В ответ на мои вопросы и сомнения продавец сказал, что были сделаны многочисленные экспертизы, подтверждающие его подлинность. Но одного взгляда на такую вещь достаточно, чтобы понять, что это новодел. Ну не может у стола, которому столько лет, быть идеально гладкая столешница. У человека с возрастом на лице появляются морщины — что уж говорить о дереве! А заглянешь под столешницу, и точно — там фанера. Жаль, что покупателей, которые действительно разбираются в старинных вещах, очень мало.

— Есть же все-­таки книги, в которых можно почерпнуть знания о старинных предметах: книги по истории, искусству, архитектуре. Вы вот, например, внесли свой вклад, написав книгу по музейной реставрации мебели.

— К сожалению, литературы по реставрации совсем немного. В реставрационном сообществе просто не принято писать о своей работе, так уж сложилось. Я более 20 лет работаю с мебелью, изучаю её. Написал уже две книги и сейчас готовлю ещё одну — о старинных технологиях изготовления деревянной мебели и материалах, которыми пользовались зодчие прошлого. Это вся история мебели — со времен Древнего Египта и до начала XX века. В книге будет 12 разделов и описание изготовления 50 самых сложных деталей при создании мебели. Это действительно большая работа, и я хочу презентовать её и в Москве, и в Петербурге.

— В ваших книгах очень много написано о технологиях, инструментах для реставрации деревянной мебели, изложены принципы работы реставратора. Но, наверное, у вас есть свой секрет общения с предметом реставрации, о котором не сказано ни в одной из них?

— Каждый предмет реставрации для меня — это целая история. Открою вам тайну: все эти годы я учился у самых лучших мастеров — у тех, кто делал ту мебель, которую я реставрировал. Как? Я просто сначала долго и внимательно изучаю вещь, смотрю, как соединены те или иные детали и узлы. Пытаюсь понять, почему это сделано так, а не иначе. В конце концов я представляю образ мастера, сделавшего её, и веду с ним диалог. Я остаюсь один на один с историей. В этом и заключается мой секрет.

Беседовала Оксана КУРОЧКИНА