Персона

Борис Романюк: «Проблема российского лесоустройства - в его отсутствии»

Заведующий лабораторией лесоустройства Санкт-Петербургского НИИ лесного хозяйства и научный руководитель проекта «Псковский модельный лес» Борис Романюк рассказал журналу «ЛесПромИнформ», почему лет через двадцать лесопользование в России может стать невыгодным и как этого избежать.

- Борис Дмитриевич, в чем, на ваш взгляд, основная проблема отечественного лесоустройства?

- Основная проблема российского лесоустройства, как ни странно, в его отсутствии. В своем традиционном виде оно фактически самоликвидировалось. Традиционное лесоустройство включало в себя две функции - инвентаризацию лесов и на ее основе подготовку плана ведения лесного хозяйства. После принятия нового Лесного кодекса произошло разделение этих функций и начались проблемы. Сейчас такой план может подготовить фактически любая организация, соответствующая довольно простым требованиям. Но вот на основе чего она его готовит - это вопрос. Информационной базы нет.

В Советском Союзе была создана уникальная система подробнейшей инвентаризации лесов. Она осуществлялась по кварталам, на которые просеками делилась вся территория лесов, а внутри кварталов - по выделам. Своего пика эта деятельность достигла
в 1970-1980­х годах: была проведена инвентаризация лесов всей страны, созданы банки данных с использованием одной из самых сложных на тот момент информационных систем. Описание только одного лесного участка включало больше 250 параметров.

С развалом Советского Союза рухнула и система инвентаризации лесов, поскольку государственное финансирование прекратилось. Это затронуло интересы и лесопромышленников, и самого государства. Утрачен контроль за тем, что происходит в лесах. Споры о вариантах дальнейшего развития событий ведутся до сих пор. С одной стороны, было бы неплохо вернуться к советской модели лесоуправления, с другой - для того чтобы воссоздать ее в прежнем виде, нет ни финансовой, ни кадровой возможности.

- Нужно ли вообще ее воссоздавать?

- А вот здесь начинается самое интересное. В чем были функции отечественного лесоустройства с точки зрения задач лесоуправления? Если посмотреть на систему управления лесами в целом, то она была организована по принципу контроля точности соблюдения параметров хозяйственных мероприятий. Например, изъятия ровно 30% запаса в ходе назначенной выборочной рубки. При этом процесс был построен так, что отменить назначенные лесоустроителями хозяйственные мероприятия было невозможно. Теоретически можно, практически - проще застрелиться. Вот такая замечательная система лесо­устройства, контролирующая не результат ведения лесного хозяйства, а процесс проведения отдельных мероприятий, лежала и, в принципе, до сих пор лежит в основе лесного хозяйствования. Об эффективности или достижении какой­то цели речь не идет.

При советской власти, когда требований к эффективному хозяйствованию не было, а лесов было много, эта система не содержала внутренних противоречий. Сейчас же ситуация изменилась кардинально. Лесной хозяйственный цикл разделен. Есть лесопромышленные компании, которые проводят операции в лесу и зарабатывают деньги, и есть отдельно Рослесхоз, который должен все контролировать.

Хорошо это или плохо? Об этом можно судить по таким объективным вещам, как динамика лесного дохода, который в стране с каждым годом падает. А в сравнении с Финляндией и Швецией (где леса тоже располагаются не на самых продуктивных почвах) экономический результат российской системы лесного хозяйствования и вовсе удручающий. Совместно эти страны с лесной территорией, составляющей только около 5% российских лесных земель, ежегодно заготавливают объем древесины, сопоставимый с заготавливаемым Россией, около 150 млн м3 в год. Выходит, наша система работает как­то не так.

- Спишем на особенности менталитета?

- Эти «особенности менталитета» меня порой просто изумляют. Как­то раз на семинаре высокого уровня я поведал коллегам курьезную историю: мол, однажды обсуждал с неким высокопоставленным лесником, откуда берутся деньги в лесном хозяйстве, и вдруг с удивлением понял: человек искренне считает, что деньги
в лесу появляются «из субвенций» (я­то всегда думал, что деньги появляются, когда лес срубили и продали)!.. Рассказываю про такого вот забавного типа и замечаю, что участники семинара - 30-40 человек - смотрят на меня серьезно и с удивлением: а разве не так? Честно говоря, даже растерялся от такой реакции.

Во время недавнего обсуждения в Рослесхозе эффективности рубок ухода весьма уважаемые люди стали упрекать меня в том, что я отстаиваю интересы только «плохих» лесопромышленников, которые хотят все вырубить, а это приведет к «разрушению экологии»... На полном серьезе! Я в таких случаях говорю простые вещи: когда экономически ситуация неуправляема, то ни о каком сохранении экологии речи не может быть. Если в лесу не будут работать люди, понимающие, что вкладывают труд и деньги в свое будущее, все будет бесконтрольно и хаотично.

В головах сидит странный стереотип: есть какое­то абстрактное лесное хозяйство, которое само по себе хорошее, и есть какие­то плохие лесопромышленники, которые думают не о Родине, а только о собственном кармане.

Лесоустройство и отражает всю эту путаницу между реальной эффективностью, традициями и гипертрофированной значимостью, которую оно имело в лесном хозяйстве. Но ведь слово «хозяйство» предполагает, что должен быть результат - индикатор работы, и этот результат - устойчивый значительный доход от леса.
А на это наше лесоустройство не ориентировано.

- Получается, что оно умерло, и слава богу?

- Оно умерло по объективным причинам, и здесь уже ничего не поделаешь.

Хозяйственный цикл состоит из множества параметров, но оптимизировать их все одновременно невозможно. Оптимизируется главный - экономический. А остальные выступают ограничителями. Если нет двигателя - экономической эффективности, то это уже не хозяйствование, а хаос. Что и происходит сейчас с лесами. Не хочу сказать, что это чья­то злая воля, - это наше социалистическое наследие: в свое время такой подход к лесоустройству был необходим.

В дореволюционное время в российских лесах все было построено на экономических принципах, с учетом тех рыночных условий. При социализме к 1930­м годам вся эта лесная экономика была попросту ликвидирована. В некоторых областях европейской части страны рубили до 49 расчетных лесосек за год!

Вы никогда не задавались вопросом, почему первое серьезное разделение лесов на группы датировано 1944 годом? Неужели в разгар войны больше нечего было делать? Причина в масштабных бесконтрольных рубках, особенно вдоль рек. Вырубки привели к тому, что нарушился сток судоходных рек, и это создало серьезные проблемы для речного транспорта. Необходимо было срочное вмешательство государства и строгий контроль. Появилось лесоустройство, вернулось планирование. Но до сих пор слова «экономика» в системе российского лесоустройства нет в принципе.

Экстенсивная модель лесопользования не то чтобы очень плоха, она тоже может быть правильно организована. В частности, такой подход реализуется в Канаде. Но в России экстенсивность лесопользования усугублена тем, что вся система его планирования не имеет никакого экономического обоснования.

Следование текущей модели из­за истощения доступных лесов бесперспективно. Выход один - перейти на интенсивную модель ведения лесного хозяйства.

- А что будет, если ничего не менять?

- Даже в условиях беспримерных по запасу древесины приангарских лесов лесопромышленники России могут жить хорошо, но недолго. Действующая система настолько неэффективна, настолько ухудшает лесной фонд, что, если просчитать экономическую модель, становится очевидно: через 30-40 лет лесопользование станет невыгодным. Но, думаю, в силу разных причин это случится еще раньше - лет через двадцать. И это, заметьте, в лучших для России условиях! Что уж говорить об Архангельской области или Республике Коми, где работает ряд ЦБК!

Модель нужно менять срочно. Каждый год промедления только повышает цену перехода. Но дело даже не в цене, а в отсутствии альтернативы. Это не вопрос выбора между хорошим и лучшим, а вопрос выживания.

- Понимают ли это лесопромышленники?

- Насколько я знаю, группа «Илим» уже приняла стратегическое решение о переходе на интенсивный способ ведения лесного хозяйства.
В прошлом году ее руководство заказало нашему институту проект оценки эффективности перехода на интенсивную модель для филиала в Усть­Илимске. Это была огромная работа: мы просчитали около 120 сценариев развития событий, последствия самых разных решений в применении к разным моделям лесного хозяйства. Сценарии дают настолько разные картины будущего, что для компании решение о переходе на интенсивную модель лесопользования стало, по сути, безальтернативным.

- «Илим» - группа с иностранным капиталом. Для нее естественно стремление уйти от советского способа ведения дел. А среди российских лесопромышленников есть такие, которые готовы перейти на интенсивную модель?

- Да, наши лесопромышленные компании уже поняли, за что надо бороться. У нас люди не глупые. Причем речь идет и о мелких лесопромышленниках. В Стругокрасненском районе, где реализовывался проект «Псковский модельный лес», уже многие компании работают по нашей технологии - прониклись идеей.
В результате использование расчетной лесосеки в районе вдвое выше, чем в среднем по области. Интенсивная модель - это не абстракция, а свод правил принятия верных решений на любом уровне.

Сейчас из крупных лесопромышленных компаний стало формироваться лобби, которое борется не за решение своих частных проблем, а за возможность перехода на новый способ хозяйствования, за изменение ситуации на государственном уровне. Компании видят, что интенсивная модель - это реальный выход, переход на нее даст возможность построить понятную систему управления. Парадокс: лесопромышленники радеют за лесное хозяйство больше, чем органы управления лесным хозяйством.

- Лес, отведенный под псковский проект, получил статус модельного, что позволило вам менять правила ведения лесного хозяйства. А как переходить на новую модель на других территориях, где действуют прежние нормативы?

- Вот за изменение правил сейчас и идет борьба. Лесопромышленники - люди, мыслящие логично и прагматично. Проблема в огромной инерционности государственной машины.

Прежний глава Рослесхоза Валерий Рощупкин поддерживал идею тиражирования модельных лесов. Положение о модельных лесах прошло первое слушание в Госдуме, были подготовлены поправки к Лесному кодексу. Но Рощупкина уволили - и процесс остановился.

Сейчас наметилась другая тенденция - рассматривается возможность внесения изменений в нормативы ведения лесного хозяйства на региональном уровне. В прошлом году заместитель руководителя Рослесхоза Николай Кротов выдвинул идею создания региональных правил рубок ухода. Это важно. Достаточно внедрить новые правила рубок ухода, и ситуация поменяется очень серьезно.

Проект «Псковский модельный лес» не имел целью создание кусочка рая на земле. Этого и не произошло. Идея состояла в том, чтобы сформулировать проблему, показать пример ее решения и создать технологическую цепочку перехода на интенсивную модель, которую можно было бы тиражировать.

Медленно и трудно, но подвижки идут. А это главное.

Беседовала Евгения ЧАБАК