Валерий Рощупкин: «Важно верно рассчитать траекторию»
Валерий Рощупкин − фигура, хорошо известная в лесном бизнесе. С 2004 по 2008 год он руководил Федеральным агентством лесного хозяйства. Покинув государственную службу, остался «в теме» - возглавил компанию «Национальное лесное агентство», занимающуюся технологическим, финансовым проектированием и консультированием предприятий лесозаготовительной, деревообрабатывающей, целлюлозно-бумажной отраслей. По совместительству является президентом недавно созданного холдинга «Лесные пеллеты России», который займется крупномасштабными проектами по производству биотоплива.
По мнению Валерия Рощупкина, побывавшего в роли чиновника, консультанта, а теперь взявшегося за осуществление реальных бизнес-проектов в лесной отрасли, государственная стратегия развития ЛПК сегодня далека от совершенства. «У государства сегодня однобокое представление об отечественном ЛПК: у нас есть лес, его много, мы его продаем как сырье, − и это плохо, надо бы развивать переработку. Но такого понимания недостаточно для модернизации лесной отрасли», − уверен наш собеседник.
− Валерий Павлович, что тормозит развитие российского лесопромышленного комплекса? Кризис? Отсутствие поддержки со стороны государства? «Плохие» законы?
− Ругать Лесной кодекс в последней редакции − модная, но неконструктивная тема. Надо успокоиться и перестать играть в игру под названием «Улучшение законодательства», а законодательство на протяжении последних лет и так менялось бессчетное число раз. Законодательство должно быть консервативным в хорошем смысле этого слова, оно призвано определять базовые рамки взаимодействия бизнеса и государства и эту функцию выполняет. Нынешние законы вполне позволяют начать нормально работать, чтобы на практике понять, чего не хватает для успешного развития лесозаготовительного и лесоперерабатывающего бизнеса. Не надо ждать идеальных законов, их не будет. А коррективы можно вносить по ходу дела.
Дефект государственной политики в области лесопользования в другом. Государство не осуществляет стратегического планирования развития ЛПК, не обеспечивает бизнес информацией и не определяет четких правил своего участия в создании инфраструктуры.
− В чем же дефект государственного стратегического планирования?
− Слабым местом национальной стратегии в области лесопользования является то, что она формируется без анализа рыночной ситуации и маркетингового прогнозирования. Поэтому даже основные прогнозные цифры «гуляют». Что мы слышим с высоких трибун? «Если развить лесную промышленность России, то получим дополнительно продукции на $100 млрд». Слышал я и еще более впечатляющую сумму − $300 млрд. Сопоставляем с емкостью мирового рынка лесопромышленной продукции, и оказывается, что его емкость равна примерно $400 млрд. А дополнительные 100−200 млрд мы куда будем производить? В вакуум? Будем кого-то расталкивать локтями? Это просто фантазии. Надо для начала реально оценить перспективы развития мирового рынка и потенциальное место России на нем. И не на год вперед, а на 10−20 лет. Не призываю к воссозданию системы советского госплана. Но вот пример: в японском министерстве экономики работают тысячи людей, и там можно узнать прогноз буквально по любой позиции. К примеру, спросить, какова пятилетняя перспектива производства иголок, и получить вполне детальный и обоснованный ответ. Российскому бизнесу не хватает знаний о перспективах рынка, без них он не может строить планы по расширению производств, открывать новые заводы. Этот элемент частно-государственного партнерства у нас в остром дефиците.
− Какова роль регионов в разработке национальной стратегии развития ЛПК? Ведь, по идее, лесные планы субъектов Федерации должны были стать основным руководством для принятия бизнесом решений о строительстве новых мощностей…
− Лесные планы − прекрасная идея, и все задумывалось правильно. Согласно законодательству они должны формироваться на десять лет вперед и представлять собой целый набор документов. Прежде всего − схемы размещения производительных сил на территории республики, области, края, которые разрабатываются регионами и корректируются федеральным правительством, с тем чтобы привести в равновесие интересы всех субъектов Федерации. Второй блок документов − зонирование лесов и разделение их на рекреационные, эксплуатационные, резервные, чтобы бизнесу было понятно, где он может работать. Третий раздел плана − лесовосстановление, который определяет не только элементы лесовосстановления, но и формирование породного состава на перспективу. Чтобы не получилось, как, например, в Хабаровском крае, где вырублены почти все деревья хвойных пород и их замещают деревья лиственных пород. Лет через тридцать окажется, что действующие предприятия никому не нужны. Четвертый блок − лесопожарное обустройство. Оно должно проводиться системно, в масштабах региона. Единая система, где каждый должен знать свою долгосрочную задачу. Это позволит более эффективно использовать средства, в том числе совмещать противопожарные просеки с транспортными коммуникациями, привлекать средства от прокладки сетей на лесных землях к комплексному обустройству. Этот пакет документов должен, по задумке, стать основой стратегического развития лесной промышленности региона. А в нынешнем виде лесные планы никакой роли не играют. Специалистов, способных подготовить грамотный лесной план, на рынке немного, а действие федерального закона № 94 привело к тому, что выиграли тендеры всяческие компании «Рога и копыта», предложившие «лучшую» цену.
Мы проанализировали большинство лесных планов − это бесполезно потраченные деньги.
− Чего не хватило для реализации хорошей идеи − времени или денег?
− Средств было выделено достаточно, и они «успешно» освоены подрядчиками. Сейчас дополнительно на корректировку лесных планов из федерального бюджета направляется около 500 млн руб. Подходы прежние. Значит, продолжится производство документальной «макулатуры».
− Вы говорили о трех функциях, которые не выполняются государством. С первой мы вроде разобрались. В чем заключается вторая?
− Вторая причина, тормозящая осуществление новых проектов в области лесопользования, − это дефицит корректной информации в лесной отрасли, в первую очередь информации о реальных запасах лесных ресурсов. К нам, в независимую организацию, нередко обращаются предприниматели, чтобы уточнить те сведения, которые имеются у государственных структур. Вот недавний случай: бизнесмен из Кировской области получил под реализацию приоритетного проекта лесные участки. Оказалось, ему подсунули защитные леса, где он не может работать. В Пермском крае иной случай: на выделенном инвестору под реализацию приоритетного проекта участке, как выяснилось, нет и половины обещанной древесины. Аналогичные примеры можно привести по Дальнему Востоку и другим регионам.
Теоретически государство все сделало правильно, чтобы избежать таких информационных пробелов. В Лесном кодексе РФ прописана государственная инвентаризация лесных ресурсов, в отличие от прежнего порядка − лесоустройства, которое осуществлялось один раз в десятилетие. Инвентаризация должна проводиться с применением современных методов, космических технологий, и в результате картина текущего состояния лесного фонда должна получаться полной и корректной. Но одно дело прописать государственную функцию, а другое − выполнять ее. На первом этапе из федерального бюджета на проведение инвентаризации выделялись вполне адекватные средства. Сейчас объемы инвентаризации резко упали, в то же время мы видим, что в Рослесхозе значительные суммы изымаются в конце года в бюджет РФ как неиспользуемые. Государство осталось, фигурально выражаясь, без глаз. Оно не знает, что творится в лесу, не видит, как меняется состояние сырьевых запасов, в лучшем случае получает сведения о сгоревших массивах. Соответственно, госорганы не могут донести исчерпывающую информацию до бизнеса: сколько леса имеется, в каком состоянии, каков ассортимент… А без этого ни один вменяемый предприниматель не рискнет идти в этот бизнес.
− Но бизнес не устает повторять, что главные причины его неторопливости на старте − недостаточные преференции, предусмотренные законодательством для новых проектов, и весьма пассивное желание государства участвовать в развитии инфраструктуры для них.
− Да, государство не спешит вкладывать средства в лесные дороги и коммуникации, потому что до сих пор не определены четкие правила игры. Такой подход, когда кто-то кому-то что-то должен, очень тяжелый и невнятный. В Австрии, к примеру, используется простой и ясный принцип: построил инвестор три километра лесных дорог − государство компенсирует стоимость одного из них. Примерно так же действует скандинавская модель взаимоотношений бизнеса и государства. Не надо ничего придумывать, надо взять уже апробированные простые и работающие модели и применить их у себя.
− По вашей оценке, сколько инвестиционных проектов из перечня национальных приоритетных осуществляется?
− А вы можете сказать, сколько всего инвестпроектов в перечне? И мы не можем. Цифры «гуляют», полное отсутствие прозрачности: проектов то ли 75, то ли 90, то ли уже больше 100. Из них в действительности строится не больше десятка. И виноват в этом, я уверен, не только кризис. Перечень приоритетных национальных проектов разрабатывался исходя из оценки финансовых вложений инвестора. Готов инвестировать 300 млн руб. − получай статус приоритетного. В результате мы имеем «желание» регионов построить более 20 заводов по производству целлюлозы. Почему не два или не 202? Никто не знает. Для внутреннего потребления страны столько не нужно. Ждут ли нас на внешних рынках, притом что латиноамериканская целлюлоза улучшает свои позиции по цене и качеству? Вряд ли. На что ориентируют бизнес, местную власть эти фантазии?..
− А как, по-вашему, надо подходить к формированию перечня приоритетных проектов?
− Во главу угла поставить не размер инвестиций, а востребованность будущей продукции на внешнем и внутреннем рынках. Именно она должна стать определяющим фактором при принятии решения о присвоении проекту статуса приоритетного. ЦБК быстро не построишь − нужны миллиарды вложений и годы. Инвесторов, готовых к осуществлению таких проектов в России, сейчас нет. Но и времени ждать, пока они появятся, нет − лесопереработка нуждается в быстром развитии. Надо смотреть, какие относительно недорогие проекты дадут отдачу быстро и позволят занять нишу на рынке. Наше преимущество в том, что в России самые низкие цены леса на корню, качественная древесина и ее больше чем достаточно. Эти преимущества надо сохранить и эффективно использовать. Заградительные пошлины на вывоз необработанной древесины − не панацея от лесных бед. США продают кругляк и не переживают по этому поводу.
Китай является крупнейшим реэкспортером необработанной древесины. Он покупает у нас кругляк, ошкуривает, сортирует и перепродает в четыре раза дороже. Что нам мешает построить свои простейшие предприятия, которые будут заниматься тем же? Стоимость их копеечная, окупаемость быстрая. Другой пример: 92% железнодорожных шпал в Соединенных Штатах выпускают из твердых пород дерева. В России произрастает 80% мировых запасов лиственницы, а используется лишь 0,2%. Второе направление − это внутренний рынок. Если мы сегодня отправляем целлюлозу на Запад, а оттуда ввозим 90% упаковки, сам бог велел развивать упаковочные производства, а не строить новые ЦБК. Приоритетными проектами должны быть импортозамещающие. Это более дешевые, быстро окупаемые проекты. Еще пример. В США на каждый квадратный метр вводимого жилья идет 0,6 м³ древесины, в России − 0,01 м³. То есть в самой богатой лесом стране мы практически не используем свой ресурс. Почему? Потому что нет представления о том, что действительно нужно, перспективно, а следовательно, заслуживает со стороны государства всяческих преференций: нормативно-поощрительных в строительстве, налоговых каникул… Определение приоритетов − это и есть задача государства.
− Какое направление в лесном бизнесе, на ваш взгляд, сегодня позволит занять твердые позиции на мировом рынке с наименьшими затратами и в кратчайший срок?
− В ближайшем будущем наиболее перспективным направлением в лесопереработке является производство биотоплива. Потенциальный спрос на топливные гранулы на внешнем рынке практически не ограничен: к 2020 году европейские электростанции должны довести долю биомассы в объеме потребляемого топлива до 20%. Европа потребляет 8,2 млн т биотоплива, к 2020 году рассчитывает нарастить объем потребления до 80−100 млн т. В Англии и Германии приняты решения о строительстве целой серии электростанций, работающих на биомассе. Китай намерен увеличить объем потребления пеллет с 4,6 до 54 млн т в год. В этих условиях у России, на территории которой находится четверть мировых лесных ресурсов, появляется шанс, который она просто обязана использовать и занять нишу как на внешнем, так и на внутреннем рынках. Из 925 млн м3 ежегодного прироста древесины в РФ экономика «забирает» 180 млн м3. Около 650 млн остаются невостребованными.
− Кто вошел в холдинг «Лесные пеллеты России»?
− Холдинг был создан для того, чтобы обеспечить полное осуществление проектов − от стратегического планирования, привлечения инвесторов до строительства перерабатывающих мощностей по производству биотоплива.
Он состоит из трех дивизионов. В дивизион стратегических разработок входят: компания «Национальное лесное агентство», корпорация «Стратегия» и ЗАО «Национальная организация поддержки проектов поглощения углерода». К дивизиону, отвечающему за ресурсное направление, относится ВНИИЦ «Лесресурс», имеющий богатую лесную историю, и ассоциация лесоустроительных предприятий «Рослеспроект», обладающая наиболее полной информацией о состоянии российских лесов. Производственный дивизион включает Национальную энергосервисную компанию и группу компаний, занимающихся строительством заводов для производства гранулированного топлива.
− Сколько заводов вы планируете построить?
− В течение трех-четырех лет не менее 12 заводов по производству пеллет и брикетов. Первое предприятие хотим возвести в Новгородской области, проект поддержан губернатором Сергеем Митиным. Следующие заводы планируем построить в Псковской, Тверской, Кировской областях. Плановая мощность новгородского завода − 500 тыс. т пеллет и брикетов в год, стоимость − 29 млн евро. Это частные инвестиции. Первая очередь может быть запущена уже в середине 2011 года.
− Чем ваши предприятия будут отличаться от уже имеющихся двухсот с лишним российских заводов по производству пеллет?
− Во-первых, наши проекты будут значительно крупнее действующих. Пока в мире есть единственный завод мощностью 500 тыс. т в год − в США, в штате Флорида. Для сравнения: среднее российское предприятие производит около 30 тыс. т гранулированного топлива в год. Во-вторых, работа большинства российских заводов зависит от загрузки лесопиления. Предприятия холдинга принципиально иначе выстраивают свою производственную цепочку. Они будут работать на лесе, который не нужен экономике: на больной, бросовой, дровяной древесине, что сейчас зачастую остается в лесу. Мы не будем вступать в конкуренцию с лесопильными и целлюлозно-бумажными производствами, а станем подбирать невостребованный низкокачественный лес.
Эта технологическая цепочка обеспечивает не только стабильное снабжение сырьем, но и конкурентоспособность на внешнем рынке. Мы встречались с потенциальными покупателями продукции из Европы. По их словам, существующее российской пеллетное производство им неинтересно в силу его непредсказуемости − ни по объемам, ни по качеству, ни по количеству. Европейцам под электростанции нужны гарантированные стабильные поставки на 10−25 лет, тогда они готовы не только заключать долгосрочные договоры о закупке продукции, но и инвестировать средства в выстраивание цепочки.
− Внутренний рынок вами вовсе не рассматривается?
− Пока он весьма невелик: в 2009 году общий объем произведенных пеллет в России составил около 1 млн т, примерно 700 тыс. т было экспортировано в страны ЕС, и только 260 тыс. т было реализовано на внутреннем рынке РФ. Но мы прикладываем усилия к тому, чтобы сформировать его. Брикеты и щепу хотели бы поставлять на внутренний рынок. Это интересно и тем регионам, на территории которых разместятся заводы. Топить биотопливом выгодно. Уголь и мазут уже проигрывают пеллетам в экономике, рост тарифов на газ не за горами. Мы предлагаем руководителям областей переводить котельные на брикеты и щепу.
По нашим расчетам, это снизит тарифы за обеспечение населения теплом и электроэнергией на 30−40%, позволит продавать углеродные квоты от сокращения выбросов и тем самым выстроить новую экономическую подоснову в коммунальной энергетике и муниципальных образованиях.
Хочу напомнить, что в России более 36 тыс. котельных стоят рядом с перестойными лесами…
Беседовала Елена ДЕНИСЕНКО
